— Баба живет в этом доме, — произнес голос Лахли в наушнике. — Ее зовут Эддоуз, Кэт Эддоуз, грязная шлюха.
— Я хочу ее, Джон, — отвечал голос Мейбрика, задыхающийся от возбуждения. — Я хочу вспороть ее…
— Только после того, как я получу мои письма.
— Ну конечно…
Теперь Доминика знала наконец, что содержалось в тех бесценных письмах, которые искал Джон Лахли. Ей с Пендергастом удалось сделать фотокопию письма, находившегося у Длинной Лиз Страйд — теперь-то ей было совершенно ясно, почему Джон Лахли преследовал и убивал всех этих женщин. Внук самой королевы был неразборчив в связях. Очень неразборчив. Развлекался с мужчинами-проститутками. В случае, если доказательства этой неразборчивости попали бы не тому, кому нужно, на карьере Эдди можно было бы поставить крест. Возможно, ему грозила даже тюрьма. А Джону Лахли, как духовному наставнику Эдди, пришел бы конец. Классические мотив и реакция. За исключением, конечно, того, что Лахли — явный психопат, использовавший другого психопата в качестве орудия для ликвидации всех свидетелей.
Бедная Кэт Эддоуз. Она и ее любовник только в пятницу вернулись в Лондон из Кента, со сбора хмеля, и Доминика с Гаем засняли ее возвращение.
— Я сниму комнату над смотрителем ночлежки, что по Шу-лейн, — говорила Эддоуз своему сожителю, Келли. — Мы расстаемся ненадолго. Отдыхай покуда, да смотри, не запускай этот свой кашель.
Доминика последовала за ней до Шу-лейн и засняла ее полный надежд разговор со смотрителем.
— О, будут у меня денежки, будьте спокойны. Я знаю, кто таков этот Уайтчеплский убийца, вон как. Вот и получу ту премию, что газеты обещали!
Но если Кэт Эддоуз и знала это, она ничего не предпринимала. Она не связалась ни с полицией, ни с газетчиками, предлагавшими награды вплоть до сотни фунтов — несметное состояние для таких, как Кэтрин Эддоуз. Она сторонилась констеблей, боялась репортеров, как обычно, побиралась на улицах, пропивала все, что зарабатывала, торгуя собой, и пугливо шарахалась от теней, явно пытаясь залить спиртным свой страх. А может, она пыталась взбодриться, чтобы действовать. Доминике даже сделалось жаль ее при мысли о том, что та слишком напугана, чтобы просто пойти и сказать: «Эй, послушайте, у меня тут в кармане письмо от королевского внучка, и мне кажется, он и есть ваш убийца…»
Сам принц Альберт Виктор, разумеется, находился далеко отсюда, в Шотландии, с бабкой, и это давало ему железное алиби относительно убийств Страйд и Эддоуз. Доминика сомневалась, что принц вообще знает о том, что делает Лахли, хотя, конечно, он мог и догадываться. Возможно, именно поэтому он и удрал в Шотландию, оставив своего духовного наставника в Лондоне.
Вечером 30 сентября Доминика и Гай шли за Лахли от самого его дома на Кливленд-стрит, но затем, на людных улицах Уоппинга, потеряли его на целый час.
— Где его черти носят? — ворчал Гай Пендергаст, хмурясь все сильнее по мере того, как над лондонскими крышами сгущались сумерки.
— А где они его носят каждый раз? Где бы это ни было, я хочу это выяснить!
— Для этого, крошка, нам нужно снова его найти. Ну конечно, мы можем просто дождаться его в Датфилдз-ярде.
— Я собираюсь заснять все его действия в этот вечер, а не только это! Ладно, пойдем в ночлежку Катарины, — решила Доминика. — Не может же он не вынырнуть там?
Так, собственно, все и вышло: прождав черт-те сколько времени, они увидели наконец и его, и Джеймса Мей-брика.
— Первой, если получится, найдем Эддоуз, — буркнул Лахли, и уловленный электроникой голос его прошелестел в ухе у Доминики. — Ее слишком опасно оставлять и дальше разгуливать по улицам.
Лахли с Мейбриком двинулись дальше, задерживаясь у каждого питейного заведения в поисках обреченной Кэт Эддоуз. Доминика, разумеется, прекрасно знала, где в это время находится Эддоуз — во всяком случае, где она будет в восемь вечера. Совершенно случайно Лахли наткнулся на нее как раз вовремя, чтобы увидеть, что случилось на Олд-гейт-Хай-стрит. Разинув рот, не веря своим глазам, смотрел он в ярости на то, как двое констеблей арестовывают женщину, возможности убить которую он дожидался целых две недели.
Кэтрин Эддоуз была пьяна. Так пьяна, что едва держалась на ногах. Она то ревела как пожарная сирена, то хихикала как девица вчетверо моложе ее настоящего возраста. Сорокашестилетнюю тетку волокли в Бишопсгейтское отделение полиции с письмами в кармане — письмами, которые могли разрушить все, ради чего Лахли трудился, ради чего убивал. Один вид этого зрелища едва не свел его с ума. Он стоял напротив полицейского участка, хоронясь в тени, намокая под моросящим дождем и до боли в кистях стискивая кулаки. Убийственное выражение, появившееся на его лице, на мгновение совершенно потрясло Доминику. Он шагнул ближе к Мейбрику, и от слов, которые он прошипел тому на ухо, по ее спине побежали мурашки:
— Они не будут держать ее здесь до бесконечности, будь она проклята! И если она покажет им эти письма, я подожгу весь этот чертов участок, взорву под ним газ! — Нервным движением он сдвинул черную вязаную шапку ниже на лицо, так что его теперь не различала даже камера Доминики. — Ладно, тогда мы найдем сначала Страйд, проследим, как остальных, подождем, пока она напьется, набросимся и отнимем мои письма. А потом можете делать с ней все, что угодно.
— Ага…
— Вы помните условное слово, Джеймс, о котором мы договорились, если кто-нибудь наткнется на нас, пока мы заняты делом?
— Да, да, — отозвался Мейбрик голосом, хриплым от нетерпения. — Если вы увидите кого, вы крикнете: «Липский!», и я тоже, если увижу кого.
Липский… Имя отравителя, злодеяние которого год назад всколыхнуло на этих улицах волну антисемитизма. Эта ненависть оказалась до противного живуча и только сильнее разгорелась после убийств Потрошителя. Джон Лахли и Джеймс Мейбрик сознательно подливали масла в этот огонь, уводя полицию еще дальше со следа. Каждый, кто услышит это слово, автоматически решит, что это кричит убийца-иноземец, еврей. Условного сигнала тревоги в этом слове никто и не заподозрит.
Эти двое чертовски хитры. Неудивительно, что полиция так и не изловила Потрошителя. Да и как она могла это сделать, если за ней следило две пары настороженных глаз, готовых чуть что подать условный сигнал? Да, это чертовски хитроумная шайка, но не ровня Доминике Нозетт. Она улыбнулась сама себе, когда они вернулись на Флауэр-энд-Дин-стрит, направляясь на этот раз к дому номер 32 в поисках Элизабет Страйд. И на этот раз они попали точно по назначению. Дверь на кухню отворилась, выпустив в дождливую ночь немного света и тепла, и в проеме показалась Элизабет Страйд. Она задержалась в дверях, разговаривая с кем-то на кухне.
— Глянь-кось, Томас, дружок, а у меня шестипенсовый есть! Пойду пропущу рюмочку и вернусь! — Длинная Лиз весело выплыла из дверей, хихикая себе под нос. Она прошла совсем рядом с прятавшимися в темноте Лахли и Мейбриком. — Вернусь я, вернусь, да только не раньше, чем подцеплю какого веселого валлийца! — Она громко рассмеялась этой своей мысли и поспешила в направлении Коммершл-роуд, где в такую ночь должно было найтись в достатке клиентов.
