Агишки сорвался с места в галоп. В ушах свистнул ветер, из-под копыт полетели комья мокрого песка, сидящая впереди Киэнна подменыш взвизгнула и отчаянно уцепилась за пояс никса.
Вот и славно, детка.
Безымянная тисовая роща промелькнула перед глазами так, словно ее швырнули в лицо. По мелкой ряби волн вновь поплыло расплавленное солнце, впереди распластался длинный нагой пляж, летучий змей мелкого песка взмыл из-под копыт. Поодаль из нечесаных зарослей можжевельника торчали две изогнутых мраморно-белых скалы, похожих на щербатый полумесяц, увязший в земле. У баньши их именовали Рогами Элаты, у морских народов — Головой Келпи, а у сидов и альвов — попросту Скопящим Серпом. У их подножия торопливо гудело желтозубое пламя, глодавшее останки несчастного хобгоблина. Тьярла — черная от дыма и багрово-бурая от крови — размашистыми шагами шла им навстречу. Киэнн по-индейски свесился с крупа едва сбросившего скорость жеребца, крепко обхватив вздымающиеся бока коленями (в конце концов, искусство верховой езды было одной из немногих вещей, которыми он мог похвастать).
— Не останавливайся, Шин! Я подхвачу ее на ходу.
И уже приготовился протянуть руку бегущей плакальщице…
Бегущей? Срань гулонья и кишки боггарта! Тьярла бежала! Бежала, несмотря на то, что в ее роду это почиталось недостойным. Баньши не бежит, когда загоняет добычу, она торжественно шествует. У нее нет в том необходимости. Но сейчас необходимость была.
За спиной беглянки расцветало плазменное пятно пространственной воронки. Такое, которое рождает только одна магия в этой вселенной — сила Глейп-ниэр. Разверзшееся жерло с воем голодного дьявола пожирало хрустальный воздух и медный песок.
— Назад! — выпрямившись, заорал Киэнн.
Агишки взвился на дыбы, подменыш полетела кубарем на песок. Чертыхаясь, Киэнн спрыгнул и, закинув ее обратно на спину лошади, вскочил следом.
— Назад, Шин! В море! Прыгай и плыви, не разбирая дороги! Только это может ее задержать.
Но не остановить.
Баньши ещё что-то пронзительно кричала вслед, но Киэнн уже не слушал. Нет смысла слушать мертвецов. Если ты не на спиритическом сеансе.
Шинви повиновался, не задумываясь. Троих всадников окатило холодным душем брызг и кривой оскал берега начал стремительно исчезать позади. Оглушенная и почти бесчувственная подменыш болталась, как ночной патруль под борделем. Отдаленный крик баньши перерос в инфразвуковой шквал, выбивая воздух из лёгких.
— Нёлди, — прохрипел Киэнн, когда мучительный вопль, уже не слышимый ушами, оборвался и прекратил лупить под ребра, — можешь призвать бурю?
— Мы потонем, Киэнн, — возразил никс. — Вы потонете. Шинви не справится.
— А ты сделай так, чтобы она была у нас за спиной.
Конечно, в физическом плане никто гнаться за ними, скорее всего, не будет. Но шторм может сбить ее с толку. На какое-то время. На час. Или полтора. А дальше… Дальше остаётся только уповать на чудо. Есть же в этом забытом богами благословенном краю место для чуда! К тебе оно, ясное дело, не снизойдёт, но можно в который раз попробовать выехать на чужой удаче.
«Сдавайся, — прошептал гаденький внутренний голос. — Просто сдайся, и, может быть, их пощадят».
Не пощадят, сучий хвост! И ты это превосходно знаешь. Аинэке прикончила бы их даже только за то, что они видели тебя живым. А теперь, когда Тьярла расколется (а расколется она быстро), их просто линчуют.
Нёлди низко склонился над волной и заунывно запел на языке, из которого Киэнн не знал ни единого слова. Плести чары в пределах Ллира могли позволить себе только «дети моря» — водяные фейри. Всю другую магию Великий Океан искажал, отзеркаливал или поглощал. Но не магию Глейп-ниэр. Ее он мог лишь на время сбить со следа. И то при условии, что они уйдут достаточно далеко от Маг Мэлла. Как далеко? — Драный пес его знает! В конце концов, Глейп-ниэр — не прибор, а инструмент, и ее сила во многом зависит от того, кто на ней играет.
А играла Аинэке определенно лучше его…
За спиной взревел пробужденный Левиафан шторма. С его исполинской гривы рваными клочьями полетела пена. Агишки швырнуло вперед диким резонансом, оградить от которого не могло даже волшебство. Что ж, хотя бы есть надежда, что их не выбросит обратно к берегам Маг Мэлла. Ручаться, конечно, нельзя, с Ллиром всегда трудно, характер у него — тот еще подарок.
Воздух стонал, отголоски колдовской бури, трепавшей всклоченную мглу за спиной, терзали голое брюхо Океана. А впереди все так же било в глаза жидкое пламя полудня.
Внезапно Нёлди отпустил мокрую гриву агишки и беспомощно обернулся. В глазах его прочитался слепой ужас и нелепая мольба.
— Киэнн, — упавшим голосом заговорил он, — я слышу ее. Пока глухо, издалека, но она доберется до меня. Что мне делать?
Мгла за спиной, пламя впереди. Вся твоя жизнь — бегство из небытия в небытие. И ты, как грёбаный торнадо, волочешь за собой всех, кто попадется тебе на пути. Что ты будешь делать теперь, Дэ Данаан? Ты, бесполезное убожество, жалкая насмешка над человеком и фейри?
— Искать быстрой смерти. Как и нам всем. Прости, Нёл.
Ветер взвыл, как обезумевшая самка морских демонов, разом причитая и хохоча, огрызаясь и баюкая. Мгла липким похотливым языком лизнула плечи. Трапезничай, сукина дочь! Сегодня я скормлю тебе троих, и себя на десерт, как бонус от шефа.
Гул ветра и стоны волн обрели цвет и форму, свиваясь, как змеи в гнезде, в скользкий клубок заклятья. Мотив вползал внутрь сквозь уши, глаза и ноздри, струился холодным ядом под кожей, сминал и топтал слоновьими копытами. Я не могу его слышать! Я недосягаем для нее!
Подменыш пружинисто вскинулась. Она уже давно не висела в руках Киэнна безвольным мешком тряпок, но до этого мгновения он не замечал, что с ней происходит. Чарующую и жуткую песнь Серебряной Плети пела она! Пела, вторя рокоту бури. Или нет — это буря вторила ей!
Жесткие от воды и соли пряди волос самозабвенной певуньи хлестнули Киэнна по лицу. Гибкие, но сильные девичьи руки взлетели, словно распростертые крылья пьяной от крови валькирии. Голос то срывался на рычащий хрип, то дрожал в вышине истошным визгом, то кутал лебяжьим пухом, то терзал клыками саблезубой кошки. А в бездонном лоне Океана что-то жарко и призывно пульсировало. Что-то неведомое и незримое рвалось наружу. Неумолимо и грозно. Делай то, что делаешь, темная лошадка! Делай что угодно, потому что, даже если ты убьешь нас всех — хуже уже точно не будет.
Наконец черные врата Океана распахнулись с режущим скрипом ржавых петель, его привратницы-волны покорно расступились в поклоне, и четверо беглецов ступили на порог Вековечной Тьмы, имя которой, надо думать — Бездна Домну. Верней сказать, не то чтобы чинно ступили, а уж скорее сорвались и полетели, очертя голову.
Глава 16. Голод и сожаления
Одинокая башня Бельскернир вздымала ввысь круглую змеиную голову, прикрытую серебристым капюшоном купола, точно кобра перед броском. Внизу, докуда доставал глаз, многоглавым червем расползались рукава реки, с севера на юг — от мутной ряби болот до гигантских муравейников Края Холмов. За нечесаной щетиной леса на западе садилось солнце — охрово-терракотовое, почти без примеси этой гадкой желтизны. Вблизи от королевского замка не селился никто. Да что там вблизи! — Земля вокруг Бельскернира (вся та, которую Аинэке сейчас видела под собой) была словно чумная. И, надо сказать, многие поколения Дэ Данаанов это вполне устраивало: чем меньше глаз, наблюдающих за «нашим гадюшником» (королеву передернуло, когда это слово всплыло в памяти — именно так любил именовать собственную семью Киэнн), тем лучше. К тому же любого, кто ей понадобится, она доставит сюда в несколько секунд. Теперь уже — любого. Исключений не осталось.
