— Но, надеюсь, из всех соискательниц жену себе вы выберете сами, сообразуясь с собственными предпочтениями? — честное слово, мне его уже жаль.
Он изображает некое подобие улыбки.
— Надеюсь, что так. Я изначально настоял на том, чтобы на отбор не были приглашены столичные невесты — только дебютантки, еще не представленные ко двору. Мне казалось, что там, в провинции, еще можно отыскать настоящий бриллиант.
Тут мы смущаемся одновременно — слишком интимная тема для разговора двух почти незнакомых друг с другом людей. И охотно возвращаемся к обсуждению прошлого.
— А где же этот амулет сейчас? — этот вопрос настолько важен, что я боюсь шелохнуться, ожидая ответа.
— В том-то и дело, что он пропал, — с досадой говорит Елагин. — Когда Кирилла Александровича арестовали, в доме Закревских был проведен обыск, но амулет так и не нашли. Всеобщее мнение было таково, что граф спрятал его, догадываясь о своем аресте. Но если принять за правду мою версию, то возможно, Закревский даже не знал, что амулет был в его особняке — его подложили на видное место, где его могли заметить гости, а после того, как это случилось, так же незаметно унесли. Я спрашивал у дяди, что он сделал после того, как увидел этот амулет? Потребовал ли ответа от графа? Он ответил — нет, не потребовал. Был слишком ошарашен и решил не действовать сгоряча. Потом, уже вернувшись домой, дядя обсудил это с великим князем, который тоже видел амулет, и они решили, что правильнее будет не обсуждать это с Закревским приватно, а сообщить эти данные в сенатский департамент, который занимался политическим сыском. Впоследствии он сожалел об этом решении. Быть может, если бы он поговорил тогда с Кириллом Александровичем, совместными усилиями они смогли бы отыскать настоящего предателя.
Мне так и хочется сказать, что если бы князь Елагин захотел назвать истинного предателя, ему не нужно было далеко ходить. Но, разумеется, я молчу. Константин Николаевич мне всё равно не поверит.
— А это был действительно ценный амулет? — проявляю я любопытство.
— Необычайно ценный! — подтверждает князь. — Его использование при применении заклинаний способно было бы сильно повысить их действенность. Любой маг был бы счастлив обладать таким амулетом.
— Ноу вас, должно быть, есть и свои, фамильные, амулеты?
— Да, был такой и у нас.
— Был? — переспрашиваю я.
— Именно так, — вздыхает Елагин. — Но мой дядя не успел передать его мне. Удар хватил его так внезапно, что я едва успел приехать из Петербурга, чтобы застать его в живых. Он пытался что-то сказать перед смертью, но речь его была уже настолько неразборчивой, что ни я, ни доктор, ни слуги не смогли его понять.
Кажется, тайн становится больше! Похоже, князь, в самом деле, не знает, где находится тот амулет в виде волчьей головы. Как и еще один амулет, на владение которым у него есть законное право.
— Но разве дядя не показывал вам те тайники, которых почти наверняка полным-полно в любом поместье?
— О, да, — отвечает Елагин. — Я знаю их с десяток, не меньше. И в некоторых из них дядя действительно держал весьма ценные документы. Но местонахождение самого важного тайника он так и не успел мне открыть.
— И вы не пытались его найти?
— Конечно, пытался. Безрезультатно.
Кажется, та задумка, с которой я приехала в Елагинское, обречена на провал. Если уж человек, который живет в поместье столько лет и знает его как свои пять пальцев, не смог отыскать тайник, то могу ли на это рассчитывать я?
Чуть слышный стук в дверь прерывает наш разговор.
— Ваше сиятельство, велите подавать ужин?
29. Вечерние разговоры
Пушкин к ужину не прибывает, и вечер из музыкально-поэтического становится охотничьим. Все гости так или иначе принимали участие в охоте и с удовольствием вспоминают забавные эпизоды и делятся впечатлениями.
Настасья Павловна пользуется этим и, отведя меня в сторонку, устраивает взбучку.
— Милочка, как вы могли поступить столь необдуманно? Охота давала прекрасную возможность показать себя князю в выгодном свете. Вы так великолепно держитесь на лошади, что могли бы вскружить голову всем охотникам вместе взятым. И сейчас все похвалы адресовались бы вам. А вместо этого вы сбежали оттуда!
Я повторяю ту же версию моего возвращения, что уже называла Арине:
— Но что же делать, если у меня заболела голова?
Дубровина шипит от возмущения:
— Вы могли потерпеть до окончания охоты! А если уж вам было совсем невмоготу, то стоило придумать другую причину для возвращения. Зачем же было говорить, что вы почувствовали себя дурно? Можно было бы сказать, что вы порвали платье веткой дерева.
— Не понимаю, — искренне говорю я. — Какая разница, что послужило причиной моего возвращения в дом?
Она закатывает глаза:
— Ах, Верочка, ну до чего же вы наивны! Вы разве забыли — князь ищет себе невесту! Женщину, которая должна стать матерью его детей! А вы открыто говорите о своем плохом самочувствии. Он может подумать, что вы больны, и это существенно понижает ваши шансы на отборе. А вы и без того проигрываете многим девицам.
Честно говоря, мне плевать на отбор, но после ее слов становится обидно.
— Проигрываю? Вот как? И в чем же, позвольте вас спросить?
Она охотно принимается объяснять:
— Вам, Вера Александровна, если мне память не изменяет, уже двадцатый год идет?
Меня бросает в краску. Да, по здешним меркам — невеста-перестарок. И пусть сама я на год моложе княжны, я всё равно чувствую некую дискриминацию. На отборе есть и шестнадцатилетние девицы. Где уж мне с ними тягаться?
— К тому же, милочка, — продолжает Дубровина, — ваш папенька, уж простите, у императора не в фаворе. Он когда-то не в свое дело ввязался, отчего и вынужден был покинуть столицу. И если вы думаете, что про ту историю забыли, то напрасно. А еще, Верочка, хоть я и не люблю говорить о деньгах, богатое приданое за вами вряд ли дадут. У папеньки вашего достаток средний, а у вас еще и братья есть.
Мои щеки пылают от возмущения. Да как она смеет? И пусть говорит она не обо мне, а о Вере Бельской, обида от этого не становится меньше. А самое главное — наверняка, так думает не только она.
Сама же Настасья Павловна отнюдь не считает зазорным обсуждать такие вещи:
— Вон, поглядите, Верочка, даже Никита Александрович изменяет вам с графиней Закревской — весь вечер от нее не отходит. А всё почему? Потому что у Натальи Кирилловны капиталы — не чета вашим.
В этом она права — граф Свиридов, с которым я танцевала на том памятном балу первый танец, разговаривал с Софи на протяжении всего ужина и сейчас не отходит от нее ни на шаг. Он прибыл в Елагинское накануне днем, а сегодня заслужил славу лучшего охотника. Мы перебросились с ним утром несколькими вежливыми словами — не более того.
