быть уверенным: этим стенам не помог бы и Дамблдор, тут нужна уже не волшебная палочка, а рабочие рукавицы и тачка — собирать и вывозить мусор. Части разбитого целого имеют свою «память», она лежит в основе чар реставрации, но с каждой минутой промедления фрагменты все больше «забывают» о связях друг с другом, и вскоре наступает миг, когда разбитую вещь остается только выбросить. В первые часы после победы колоннам и аркам еще можно было вернуть первоначальный вид, но теперь время упущено. Поэтому Квиринуса привела сюда не тоска по утраченной магии, а неутолимая любознательность историка: внутри разрушенной кладки могли сохраниться следы более древней постройки, и он, не обращая внимания на пыль, энергично копался в завалах.
Увлекшись, он не услышал звука шагов и очнулся лишь тогда, когда за спиной раздался незнакомый молодой голос, глуховатый и ломкий:
— Мистер Филч, что вы там делаете?
Отряхиваясь от пыли, Квиринус обернулся и оказался лицом к лицу с темноволосым юношей в круглых очках. Зеленые глаза смотрели сквозь стекла без особого любопытства, скорее, с недоумением. А еще — с глубокой, давней усталостью. Из-за этого он выглядел гораздо старше своих семнадцати лет.
— Вы ошиблись, я не Филч... Доброе утро, Гарри. Что это вы поднялись в такую рань?
Рука Поттера скользнула за пазуху:
— Не спится.
Квиринус оценил скорость этого жеста, доведенного до автоматизма, и успокаивающе предъявил пустые ладони:
— Я помощник Аргуса Филча, работаю в Хогвартсе с прошлой осени. А вас назвал по имени, потому что мы давно знакомы. Примерно с сентября девяносто первого года. На мне тогда был фиолетовый тюрбан.
Сквозь усталость пробилось изумление, но ненадолго. Гарри Поттер убрал волшебную палочку, неторопливо поднял лежащую рядом скамью и сел на нее.
— Прошлой ночью мне пришлось столько узнать, что я, кажется, разучился удивляться. Ну да, я же видел вашу фамилию в «Придире». Решил, это родственник или однофамилец, — Поттер присмотрелся к покрытому шрамами лицу. — Как вам удалось выжить после того, как я... ну, после всего?
Меньше всего он похож на торжествующего героя, подумал Квиринус. Скучен, подавлен...
— Вы позволите сесть рядом? Спасибо. Я выжил благодаря своему другу, Северусу Снейпу.
Удивление все-таки взяло верх над унынием. Поттер оживился и уже не напоминал больного старика.
— Друг?! Вы его друг?! То есть я хотел сказать, вернее, спросить... Ну конечно, почему бы и нет...
— Вы многое узнали о Северусе Снейпе, но, как понимаете, далеко не все. Мы с ним знакомы больше пятнадцати лет и побывали в самых разных переделках. Надеюсь, выкрутимся и из этой.
— Выкрутимся? — удивление уже просто переполняло Гарри. — Значит, он жив?!
— Да. Вы рады?
Гарри смутился. В замешательстве взъерошил и без того взлохмаченные волосы на макушке и от этого жеста сделался совсем мальчишкой.
— Не знаю, как вам ответить, профессор Квиррелл...
— Я давно не преподаю, Гарри, так что можно просто Квиринус.
— Понимаете, проф... то есть Квиринус, я всегда считал Снейпа, то есть профессора Снейпа, своим главным врагом после Волдеморта. И он сам сделал все, чтобы я так к нему относился... Я видел, как он убил Дамблдора, из-за него погибли мои родители... Конечно, те воспоминания, что он мне дал, многое объяснили, но...
— Скоро состоится суд над ним и другими Пожирателями. Наверное, мы все узнаем что-нибудь еще.
— Когда будет суд? — Поттер решительно повернулся к нему. — Думаю, мне надо там выступить и рассказать все, что узнал. Или лучше предоставить судьям сам Омут Памяти?
— Воспоминания Северуса я уничтожил. А вас очень прошу об одном: ничего не говорите о его чувстве к вашей матери.
— Понимаю... — Гарри умолк, задумавшись, но вскоре опять оживился: — Вы могли бы что-нибудь еще рассказать о нем? Я ведь и в самом деле знаю очень мало. И, честно скажу, мне с трудом верится, что у такого человека могут быть друзья.
— У какого «такого»? — улыбнулся Квиринус.
— Несправедливого, — не задумываясь, ответил Поттер, — злого, придирчивого, злопамятного...
— Угрюмого, желчного и нередко жестокого, — продолжил перечисление Квиринус, и Поттер опять посмотрел на него с удивлением. — Ждали, что я начну его оправдывать? Зачем, я знаю о его недостатках, — он достал из ближайшей груды кирпич и показал его Гарри: — Вот кусок обожженной глины. Что может быть проще, верно? Между тем у кирпича целых шесть сторон, и на каждой, если приглядеться, свой особый узор из трещин, точек и так далее. А человек все-таки не кирпич, и лично я не возьмусь подсчитать, сколько у него сторон, граней, и что нанесено на каждую. Вопрос в том, какие стороны считать важными, а на какие закрыть глаза.
Квиринус бросил кирпич обратно и отряхнул ладони. Гарри так пристально следил за его действиями, точно надеялся разглядеть в них какое-то новое волшебство.
— И какие же стороны важны вам?
— Надежность, смелость, исключительный ум, предельная честность... и, вы не поверите, обостренная совестливость.
— И со всем этим он стал Пожирателем смерти, — не без язвительности заметил Гарри.
— Знаете, можно вступить в дерьмо, но сделать вид, что это свежевыпавший снег и, как ни в чем не бывало идти по нему дальше. А можно, вляпавшись, признать, что ты по уши в дерьме, и пытаться выбраться и отмыться. Северус не старается выставить себя в выигрышном свете, не заметает под ковер ошибки, преступления и промахи, — он делает все, чтобы справиться со своим дерьмовым прошлым и настоящим. Поэтому, даже если бы вы и захотели, у вас никогда не получится полностью оправдать и обелить его — он первый воспротивится этому. Но публично признать его заслуги, как вы сделали это вчера перед Волдемортом — такой шаг в самом деле очень поможет ему на суде.
Перед сидящими возник домовик с подносом, уставленным серебром и фарфором.
— Ваш завтрак, мастер Гарри.
— Кикимер, я же просил не тащить в Хогвартс всю эту посуду, — досадливо пробормотал Гарри. — Квиринус, может, вы тоже хотите? — он кивнул на исходящее паром и вкусными ароматами великолепие.
— О, благодарю, я уже позавтракал, — Квиррелл
