Новый Пекин Хубилая был центром охоты едва ли не промышленных масштабов. Под контролем 14 000 егерей находилась местность радиусом до 500 км — 40 дней пути, по словам Поло — во все стороны от города, которая была посвящена делу снабжения двора. Вся крупная дичь являлась императорской: кабаны, олени, медведи, лоси, дикие ослы (которые все еще водятся на дальнем западе Монголии) и дикие кошки различных видов.
Для своей охоты Хубилай держал целый зоопарк кошек — гепардов и тигров, специально обученных преследовать и убивать дичь покрупнее. И если с гепардами охотились разные властители по всей Азии, то уссурийские тигры с северных границ империи Хубилая, кажется, были новинкой. Поло, не знакомый с тиграми, называл их львами, у которых «прекрасная шерсть отличной масти с черными, рыжими и белыми полосами». Имелись также орлы, обученные казахами и напускаемые охотиться не только на зайцев и лис, но и на оленей, диких коз, кабанов — даже на волков, которых орлы атаковали когтями и клювом, одновременно ввергая добычу в ступор молотящими по морде крыльями (охота с орлами и сегодня по-прежнему жива в Казахстане и западной Монголии). Все это вступало в свои права весной.
И обо всем этом нам рассказывает Марко Поло.
1 марта. Зима закончилась, близится весна. Двор готовится к ежегодной весенней охоте такого потрясающего масштаба и размаха, что легко забыть о цели, лежащей в ее основе. Под китайским богатством скрываются монгольские корни, старая идея о несочетающихся друг с другом кланах, объединенных под властью одного вождя. В этом ритуале Хубилай, внук человека, утверждавшего, что в душе он остается простым кочевником, сам играл роль кочевника. Дворцы и изрядная часть Пекина пустели, сотнями перебираясь в кибитки и тысячами — на лошадей. Для самого Хубилая соединяли упряжью четырех слонов, несущих огромный паланкин, сделанный из дерева покой, обитый изнутри золототканым сукном и обтянутый снаружи львиной кожей. Рядом с ним ехала верхом дюжина дежурных старших советников. По словам Поло, в охоте участвуют 2000 псарей и 10 000 сокольничих, каждый со своей птицей, но не следует воспринимать названную цифру как точную, потому что воздвигается также 10 000 юрт; просто это впечатляюще большое число. Чтобы не создавать пробок в воротах и на дорогах, участники охоты покидают город группами по сто человек.
Марко говорит, что они направляются на юг. Император движется на слонах степенно и неторопливо, где-то со скоростью 30 км в день, каждый вечер прибывая в новый лагерь, представляющий собой город из юрт. По пути птицы многих видов рассеиваются в разные стороны и вылетают из своих новых гнезд.
Снова дадим слово Марко Поло:
«А иногда, когда они едут, и император в своем покое беседует с сопровождающими его баронами, один из последних, бывает, воскликнет: „Царь! Журавли летят!“ Тогда император немедля велит распахнуть верх своего покоя, и, наметив журавлей, запускает одного из своих кречетов, какого захочет, такого и запустит: и зачастую кречет излавливает журавля прямо у него на глазах… Думаю, вряд ли в мире когда-нибудь существовал или когда-либо будет существовать человек, предающийся таким развлечениям и удовольствиям».
В некоторых охотах задействуются собаки — огромные, похожие на мастиффов твари, обученные охоте своими проводниками, известными как «волколюди» (Поло правильно передает монгольский термин, но думает, что он означает «смотрители собак»). «И когда великий хан скачет по равнине, собаки, смотришь, гонят с той и с другой стороны медведей, оленей и всяких зверей!»
Они направляются к месту, где Великая Стена сейчас круто спускается с гор к Тихому океану. Пока, конечно, никакой Стены нет, равно как нет никакой опасности со стороны кочевников, ибо вся эта страна подчинена Хубилаю. Впереди, за узкой полоской между горами и морем, лежит манчжурская степь. После недельного пути слоны Хубилая привозят его в лагерь, который на следующие три месяца станет штаб-квартирой двора. Это традиционное место, избранное за широкие просторы и богатство дичью. Сокольничие со своими соколами и ястребами под колпачками на руках и свистками наготове рассыпаются по холмистой местности на несколько километров во все стороны. Три императорских юрты уже готовы — огромная, способная вместить весь двор в тысячу человек, спальный покой и малая палата аудиенций. Поло не сообщает нам, какой формы эти юрты, но у каждой три шеста, которые, вероятно, поддерживают центр традиционной круглой юрты для напоминания Хубилаю о его степном происхождении.
Огромное впечатление на Поло произвели украшения этих передвижных дворцовых палат. Они хорошо защищены от непогоды тигровыми шкурами — на данном этапе уссурийским тиграм еще не грозило исчезновение — и обиты мехом горностаев и соболей, наиболее ценными из сибирских мехов. Давайте подсчитаем: окружность юрты, способной вместить тысячу человек, составляет примерно 125 метров. Чтобы покрыть ее стены мехом, потребуется 16 000 шкурок, каждая из которых стоит сегодня 50-100 долларов. Это эквивалентно миллиону долларов только на обивку главной юрты — без защищающих от непогоды тигровых шкур. А повсюду вокруг расставлены юрты царской семьи — старшей жены Хубилая Чаби, трех младших жен, царевичей, девушек из племени хонкират (монгольского клана, традиционно снабжавшего женами семью Чингиса), привезенных для пополнения гарема — и юрты старших министров, прислужников, сокольничих, конюхов, поваров, псарей, домашней прислуги, секретарей. И все с семьями, и всех, конечно же, защищают воины. Это был город из юрт с многотысячным населением, поддерживаемым кровавым развлечением. Каждый день ястребы и соколы приносили журавлей, лебедей, уток, гусей, а собаки — зайцев и оленей. Заяц, олень, лось, косуля именовались царской дичью; простым людям в это время охота на них запрещалась, дабы обеспечить хороший запас дичи для императорских вылазок на равнину северо-восточного Китая.
В то же время продолжается обычная придворная рутина с совещаниями, аудиенциями, прибывающими и отбывающими гонцами и приемом послов зарубежных стран. И в центре всей этой огромной массы находится хан: обремененный избыточным весом, подагрой, но все еще горящий желанием воссоединиться со своими корнями, проехавшись по равнине. Портрет Хубилая кисти придворного художника Лю Гуаньдао показывает его тяжело сидящим в седле, с наброшенной на плечи горностаевой мантией, в сопровождении едущей рядом Чаби. При нем двое прислужников. Это сцена преднамеренной псевдонебрежности, подобной моментальному снимку Картье-Брессона[35], так как внимание всех четверых привлекло что-то, не попавшее в объектив — может быть, кто-то, крикнувший: «Ваше величество, журавли летят!» Но на ханской руке не сидит никакой птицы, и рядом нет никакой ждущей приказа гончей.
И так все продолжается два с половиной месяца, пока в середине мая длительная поездка не завершается там, где начиналась, приводя хана со свитой обратно в столицу, где, когда разгорается лето, начинаются приготовления к переезду на север в Ксанаду.
