Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
Показанные масштабы дезертирства, несомненно, значительны. Для сравнения можно сказать, что за январь и февраль 1943 г. по всему Северному Кавказу было задержано 699 чел., квалифицировавшихся как дезертиры, 1109 изменников Родины, 205 пособников врага, 20 шпионов401.
Очевидно, масштабы распространения воинских преступлений заставили искать иные способы решения проблемы, кроме репрессий. Заместитель наркома внутренних дел И.А. Серов отмечал в своем докладе в Москву о положении на Северном Кавказе: «Только оперативно-чекистские мероприятия без политике-разъяснительной работы и удовлетворения потребностей горского населения товарами широкого потребления будут неэффективными, и мы не сумеем оторвать рядовую часть в бандгруппах от их главарей»402.
С конца 1941 г. велась работа по улучшению снабжения горского населения. В горные районы стали завозиться мука, соль, спички, мыло и прочие товары народного потребления. Была развернута непрерывная агитационная и разъяснительная работа по вопросам текущего момента войны и политики советского правительства. Она понималась как барьер на пути слухов и домыслов, которые заполняли информационный вакуум во многих горных районах403. Особая ставка делалась на работу со стариками и женщинами. Употребив патриархальную власть, они должны были усовестить своих непримиримых сыновей и мужей, не желавших мириться с советской властью404.
Кроме того, осенью 1942 г. лично наркомом внутренних дел Л.П. Берией местным органам НКВД было дано указание не привлекать к ответственности добровольно явившихся в органы власти дезертиров и уклонистов. Такие же меры были приняты весной 1943 г. и в Карачае, после освобождения территории области от противника405. В Чечено-Ингушетии в мае 1943 г., после полного провала добровольческой кампании по вступлению в ряды Красной армии горцев, обком партии ЧИАССР рекомендовал компетентным органам применять репрессии только к отдельным из выявленных 1136 дезертиров406. Не характерный для тоталитарного государства мягкий подход к лицам, совершившим тяжкое государственное преступление и уличенных в этом, имел целью не спровоцировать еще большее противодействие горцев. Это был сугубо тактический прием, применявшийся в конкретной обстановке. Нарком внутренних дел Дагестана Медведев отмечал позицию Берии на этот счет: «Тов. Берия… говорил, [что] не всегда нужно разговаривать с бандитами оружием»407.
Очевидно, неудачные опыты мобилизаций и призыва горского населения после начала битвы за Кавказ заставляли советское руководство воздерживаться от возобновления крупномасштабных мероприятий в этой области. 13 сентября 1942 г. с такой инициативой выходил на Военный совет Закавказского фронта заместитель командующего войсками Закфронта – начальник Упраформа фронта генерал-лейтенант Курдюмов, на которого возлагалась обязанность изыскания новых людских ресурсов. Он представил на утверждение командующего фронтом генерала армии И.В. Тюленева проект справки-доклада народному комиссару обороны СССР «О целесообразности проведения мобилизации в Чечено-Ингушской и Кабардино-Балкарской АССР и призыве военнообязанных по национальности чечено-ингушей и кабардино-балкарцев». В справке было отмечено, что на территории КБАССР по состоянию на 15 июля 1942 г. числилось 3110 призывников 1924 г. рождения, 960 призывников 1925 г. рождения и 4785 военнообязанных местных национальностей, не подлежащих призыву и мобилизации. В ЧИАССР эти цифры составляли соответственно 4646, 2142 и 34 611 чел. В общей сложности по двум республикам приему в армию не подлежало 50 256 чел.408 В проекте документа указывалось, что среди военнообязанных имеются «полноценные ресурсы» (к таковым отнесены лица, служившие ранее в кадрах РККА, коммунисты, комсомольцы, лица, проходившие подготовку в организациях Осоавиахима и в милиционных частях). Учитывая отсутствие к тому времени национальных горских частей, предлагалось направить ресурсы горцев в запасные части для дальнейшего их использования «рассредоточенно»: не более 25–30 % штатного расчета маршевых рот. При этом кандидаты для зачисления в войска должны были удовлетворять не только требованиям социальной «полноценности», но и должны были пройти тщательную проверку «в политико-моральном отношении». Старшие возраста военнообязанных (45–50 лет) и ограниченно годных предлагалось использовать на укомплектование рабочих колонн, «в частности, передать 15 тыс. чел. 25-му управлению оборонных работ в гор. Баку и удовлетворить потребность в рабочей силе 8-й саперной армии» 409. Военнообязанных, отсеянных по политике-моральным соображениям, предлагалось вывести рабочими колоннами с территории родных республик на территорию Закавказья. Таким образом, задействованы оказывались все 50 тыс. чел. имевшихся ресурсов. Интересно, что в первоначальном проекте доклада начальнику Главупраформа, сохранившемся в рукописи410, аналогичные меры предлагалось применить к людским ресурсам Дагестана (32 тыс. чел.), также оказавшимся вне приема в армию. Однако в итоговом докладе народности Дагестана вообще не были упомянуты. Возможно, руководство фронта рассчитывало на возобновление обычных условий призыва в республике.
Первоначально идея генерала Курдюмова была воспринята позитивно. 14 сентября он доложил свои предложения командующему войсками фронта генералу армии И.В. Тюленеву, и тот принял решение «доложить в Ставку Верховного главнокомандования»411. Однако уже подготовленная на имя И.В. Сталина телеграмма так и не была отправлена. На проекте телеграммы начальником отдела укомплектования Упраформа Закфронта майором Ф.А. Кнышем 27 сентября сделана справочная надпись: «Приказано не писать НКО, так как есть указание Ставки не призывать»412. Замкнулся бюрократический круг: Военный совет Закавказского фронта не стал просить Ставку отменить свое решение о запрете призыва горцев на том основании, что она уже его запретила. Думается, что реальной причиной того, что Военный совет Закфронта не настаивал на своей инициативе, были реалии момента: разгоравшееся ожесточенное сражение с немецкими войсками и их союзниками непосредственно на территории горских автономных республик, неспокойное положение в тылу, проблемы в реализации призывов и мобилизаций в предыдущий период.
4
1943 год: от приостановок призыва к политическим обвинениям
Причины приостановок призыва в республиках Северного Кавказа центральными властями не раскрывались и не комментировались. Даже республиканские руководители не получали официальных разъяснений на этот счет. В своем ходатайстве начальнику Главупраформа РККА о возобновлении призыва среди народностей Дагестана руководители республики А. Алиев и А.Д. Даниялов высказывались предположительно: «Основанием для дачи таких указаний (имелась в виду директива Главупраформа о приостановке призыва дагестанцев. – Лет.) могли служить (курсив наш. – Авт.) соображения о политико-моральной неустойчивости состава призываемых в ряды Красной армии людей из народностей Дагестана»413.
Руководители северокавказских автономий оказались в сложном положении. Реакция лидеров Дагестана представляет собой редкий пример, когда республиканское руководство вступало в полемику с центральным правительством по поводу приостановки призыва в своем регионе.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
