Кончилось тем, что кто-то съездил и пригнал еще фургон. Насколько Дюб понял, прокатная фирма выдавала их бесплатно. Чуть дальше по улице располагался большой магазин стройматериалов, несколько подсобных рабочих оттуда подошли и помогли грузиться. Спрос на ремонтные работы все равно упал до нуля. Дюб видел в чертах рабочих Амелию и гадал, как они впервые услышали новости.
Шестеро студентов залезли во внедорожник, арендованный Дюбом в аэропорту, туда же засунули компьютеры, одежду и всевозможные инструменты – свои или взятые напрокат. К багажнику на крыше привязали два велосипеда и палатки. Дюб понятия не имел, куда они едут и зачем, но, судя по всему, студенты планировали строить новую цивилизацию из палаточной ткани и кабельных стяжек.
В конце концов они присоединились к колонне из двадцати машин, выехавшей из города на восток около двух дня. На широте Сиэтла в это время года оставалось еще часа два до заката.
Почти все студенты немедленно отрубились. Генри, на переднем пассажирском сиденье, самым трогательным образом пытался не провалиться в сон, но у него ничего не вышло. Дюб знал, что, проснувшись, Генри, который рос очень чувствительным мальчиком, непременно будет извиняться. У Генри не было детей, и он понятия не имел, что для родителя нет зрелища приятней, чем его собственный спящий ребенок.
Так что Дюб, умиротворенный, насколько это было возможно в нынешних обстоятельствах, вел в сторону постепенно темнеющих гор свой внедорожник, набитый спящими пассажирами. Со временем колонна растворилась в потоке транспорта. Легковушки, впрочем, по большей части съехали с шоссе к пригородам еще до того, как начался серьезный подъем. Дюб в очередной раз удивился, чего ради люди по-прежнему оказываются на дороге в час пик. Продолжают ездить на работу и учебу, лишь бы как-то протянуть время до конца? Впрочем, это не его собачье дело.
Миновали Иссакву. Все машины, остававшиеся на шоссе, по-видимому, направлялись к холодному пустынному нагорью на восток от хребта. Кое-кто, как ни странно, собирался покататься на лыжах – на лыжах! – но их было несложно отличить. Большая же часть машин в целом мало отличалась от колонны, вышедшей из университета, – это были тяжело груженные фургоны, внедорожники и пикапы, несущие запас провизии и снаряжения.
Дюб понял, что чувствует себя вынужденным переселенцем времен Великой депрессии.
С той разницей, что те, по крайней мере, знали, куда едут.
Характерная для Сиэтла вечная изморось превратилась в сменяющие друг дружку полосы тумана и холодного дождя, так что Дюб почти не убирал руку с рычага «дворников». Выше в горы капли дождя сначала затуманились от льдинок, потом превратились в снежные хлопья. Дорога пока была чистой, но слякоть уже появилась на обочинах и стала постепенно выползать на проезжую часть. Скорость упала до шестидесяти километров в час, пятидесяти, потом сорока, низкие серо-стальные тучи скрыли остатки солнечного света, и дорога впереди превратилась в мерцающий поток габаритных огней.
Среди машин, взбирающихся к заснеженному перевалу, попадались и тягачи с прицепами. Среди них преобладали фуры, но Дюб отметил необычно высокий процент индустриальной техники – цистерны с криогенными жидкостями, открытые платформы с трубами и стальными профилями.
Тучи вспыхнули так ярко, что спящие на задних сиденьях вздрогнули и зашевелились. Дюб по привычке начал отсчет: раз-два-три-ноль, раз-два-три-один. Дойдя до девяти или десяти, он услышал, да и почувствовал, сверхзвуковой хлопок, который в детстве принял бы за раскат грома. Теперь подобные явления следовало по умолчанию считать падающими осколками Луны. Этот прошел на высоте около трех километров. Через несколько секунд раздался еще один звук удара, означавший, что камень врезался в землю, а не распался в атмосфере, как большая часть метеоритов. Следовательно, это был относительно крупный обломок.
Дюб уже день или два не посещал сайт, где его аспиранты вели учет наблюдаемых болидов и сравнивали их число с предсказанным моделями. Делать это слишком часто не имело смысла, поскольку после неустойчивости первых дней модель отшлифовали настолько, что любые расхождения с наблюдениями укладывались в рамки статистической погрешности. Для модели это означало хорошие новости, для человечества – плохие, так как подтверждался прогноз, что до Белых Небес, и следом за ними Каменного Ливня, остается от двадцати одного до двадцати двух месяцев. Насколько Дюб помнил, падения болидов вроде того, что он видел сейчас, происходят около двадцати раз в сутки по всему земному шару. То, что он оказался рядом, конечно, не совсем обычно, но особо хвалиться тоже нечем.
Через несколько минут впереди замелькали красные вспышки – водители давили на тормоза. Поток продвинулся еще немного и совсем остановился. Несколько студентов проснулись и стали обмениваться сонными замечаниями. Когда за десять минут машины так и не двинулись, Генри выбрался наружу и, стоя на подножке, принялся отвязывать с крыши велосипед.
Дюб, сидевший в тепле на водительском сиденье, следил, как его сын исчезает между рядами вставших машин, с тем же замиранием сердца, с каким провожал взглядом его первую в жизни самостоятельную велосипедную поездку по улицам Пасадены.
Генри вернулся через три минуты:
– Тягач слетел с дороги у самого перевала. Негабаритный груз – наверное, часть обрешетки.
Обрешетка. Слово затронуло глубокий пласт памяти в мозгу Дюба. Он слышал его только применительно к пусковым площадкам, и произносилось оно голосами комментаторов наподобие Уолтера Кронкайта и Фрэнка Рейнольдса, прокуренными голосами эпохи программы «Аполлон».
Ничего по-прежнему не происходило, так что они вытащили из багажника зимние куртки, закутались поплотней и отправились вдоль дороги, чтобы взглянуть самим. И не они одни. Дюбу это показалось необычным. Нормой было сидеть в машине, тыкать в экран айфона или слушать аудиокнигу и ждать, пока явятся дорожные службы и со всем разберутся.
До тягача оказалось меньше километра. Видимо, его грандиозно занесло. Колоссальный вес обрешетки – сварной конструкции, больше всего напоминавшей секцию железнодорожного моста, – развернул грузовик задом наперед и вбок, захватив всю ширину дороги, пока он наконец не опрокинулся и не снес при этом добрую сотню метров ограждения. Прямо за ним под разными углами застыли несколько машин, водителям которых пришлось отчаянно давить на тормоза. Несколько человек разбирались сейчас с последствиями в виде помятых бамперов, однако, судя по всему, серьезно никто не пострадал.
К тягачу продолжали стекаться пешеходы, однако Дюб не видел почти никого, кто бы походил на обычных зевак. Куда же все идут? Когда он вместе с Генри и другими студентами оказался ближе, машины рядом с тягачом задвигались, освещая фарами место аварии, и он смог рассмотреть, как люди протискиваются на другую сторону мимо кормы и в щель между платформой и тягачом. Добровольцы со светодиодными фонариками встали у самых узких мест, белые лучи подсвечивали то, на чем можно оступиться, и то, за что можно ухватиться. Дюб вместе с остальными тоже протолкался через щель, на другой стороне стало посвободней. Его ожидало достойное взгляда зрелище. Вдаль уходило мокрое и совершенно пустое междугородное шоссе. Справа простирался горнолыжный склон, подсвеченный для ночного спуска. А в пятнадцати, максимум двадцати километрах отсюда горный откос сверкал сквозь шлейфы снега и тумана ярко-красным светом. Это был кратер от удара болида. Теперь Дюб понял, что произошло. Над ними прошел метеорит. Для него это была лишь просиявшая в тучах вспышка, однако те, кто в этот момент оказался на перевале, прекрасно видели, как метеорит врезается в землю, скосив перед тем добрый километр леса. Машины завиляли, их стало выносить на другие полосы. Водителю тягача пришлось тормозить, и колеса потеряли сцепление с мокрым асфальтом.
