— Как же есть хочется, — вздыхает Дэвид.
Я осматриваю кухню.
— Здесь должна быть кладовка, — говорю я. Бабушкина кладовка была просторной, как комната, с полками от пола до потолка, а на полках всегда полно еды: мясные консервы, бочонки с селедкой, банки с огурцами, соленой тыквой и квашеной капустой, брусничный и малиновый джем, бутылки с бражкой. В деревянном ящике на полу хранилась картошка. «Нужно быть готовым ко всему», — обычно говорила бабушка.
— Странно, — говорит Габриэль. — Неужели в деревенском доме нет еды?
— По крайней мере, в деревенских домах точно есть погреб, — добавляю я.
Я снова внимательно изучаю доски кухонного пола, но нигде ни намека на крышку погреба.
— Под столом, — вдруг говорит Дина. — Ты там смотрела?
Я мотаю головой.
— Но там же они?
— Ну и что?
Я заглядываю под скатерть и рассматриваю полосатый коврик, на котором стоит стол. Вижу кошку и собаку. Да, крышка вполне может быть и там. Но действительно ли она под столом?
— Весьма непрактично, — замечаю я.
— Зато никто не найдет, даже если захочет, — говорит Дэвид.
Я киваю.
— Это единственное место, где мы не смотрели, — говорит Габриэль.
— У нас ничего не получится.
— Если вытащить половик, будет видно пол, — говорит Дэвид.
— Там же животные, — говорю я.
Но Дэвида уже не остановить. Он встает на колени и тянет на себя край половика. Тот медленно скользит. Собака с кошкой выезжают следом, такие же неподвижные, как и раньше.
— Габриэль, помоги, — просит Дэвид.
Габриэль садится рядом и хватается за край. Вместе они вытаскивают половик из-под стола. Оба мертвых зверя выглядят странно. Пугающе и комично одновременно.
Мы с Диной нагибаемся и заглядываем под скатерть. На полу, где лежал половик, виден прямоугольник. С одной стороны в доске утоплено железное кольцо.
— Вот он! — вскрикиваю я.
— Я же говорил! — торжествует Дэвид.
— Рано радуешься. Как мы его откроем? — говорю я.
— А что?
— Стол мешает. Чтобы открыть крышку, нужно сначала все отодвинуть.
Дэвид задумывается.
— Мы просто отодвинем стулья, — предлагает Габриэль. — А потом и стол.
Я качаю головой.
— Не выйдет.
— Почему?
— Потому что они держатся за руки.
Мы молча стоим и думаем, что делать.
— Все получится, — наконец говорит Габриэль.
— Как?
— Не нужно передвигать мертвецов. Если один из нас залезет под стол и приоткроет крышку, то сможет пролезть вниз.
Я сажусь на корточки и заглядываю под скатерть.
— Шанс есть. Только если мы немного сдвинем стол вправо.
— Стоит попробовать, — говорит Дэвид.
— Я ни за что туда не полезу, — говорит Дина.
— Я тоже, — говорю я и поднимаюсь.
Вдруг я вспоминаю ту ночь, когда услышала парализовавший меня плач ребенка, и добавляю:
— Нужно присматривать за свиньями, чтобы они не расплавились на такой жаре.
* * *
Прежде чем выйти из дома, мы надеваем одежду, которую нашли в шкафу в прихожей. Там висят старые плащи и пальто, комбинезоны и куртки. Я выбираю себе голубой комбинезон и черную кепку. Надеюсь, этот наряд защитит меня от обжигающих лучей.
— Как бы их не испугать, — беспокоюсь я.
Мы подходим к хлеву и открываем двустворчатые двери. Я спешу к стойлу Леди и заглядываю за деревянную перегородку.
— Привет, малыш Умник, как тебе тут в тепле? А как твой друг?
Умник смотрит на меня снизу вверх и отвечает:
— У-у-о-оф!
— Новенький прекрасно выглядит, — говорит Дэвид.
— Он гораздо моложе, — говорю я.
— И упитаннее. Хоть сейчас ешь.
Я мотаю головой.
— Раз уж мы здесь остались, нужно заботиться о животных.
— Зачем? Это же еда на несколько недель.
— Потому что это самка, — серьезно говорю я.
Дина приносит свиньям ведро воды.
— Как мы ее назовем? — спрашивает она.
— Дорис[11], — не задумываясь, отвечаю я. — Круто!
* * *
Мы обходим поле, откуда пришли свиньи. В желтоватой жиже видим отпечатки их копыт. Я иду дальше в ту, сторону, откуда, по-моему, доносились странные звуки. Ищу на земле отпечатки лап волков, лисиц или рысей. Возможно, тут водятся и одичавшие собаки. Но земля не выдает нам своих секретов.
Подхожу к невысокому холмику, обхожу его и вижу, что на земле с обратной стороны полно отпечатков… но не лап… а ног! Маленьких ног! Я останавливаюсь и изумленно их рассматриваю. Почва утоптана так, словно здесь долгое время стояло множество человечков. Я зову остальных.
— Здесь кто-то побывал!
Ребята обходят холмик, резко останавливаются и разглядывают утрамбованную землю.
Какое-то время мы не произносим ни слова.
— Может, это мы сами здесь натоптали? — наконец говорит Дина.
Габриэль мотает головой.
— Мы тут никогда не были, — говорит он. — А сейчас не успели бы оставить столько следов.
— Может, это какая-нибудь разновидность обезьян? — предполагает Дэвид.
— Или дикарей, — добавляю я и сравниваю след со своей ступней. — Или целая компания таких, как мы.
* * *
Обнаружив загадочные следы, мы начинаем вести себя иначе. Словно наконец догадываемся, что тут происходит. Словно вот-вот узнаем, что за представление тут разыгрывается. Сжимавшее нас тисками страшное чувство полной неопределенности ослабело. Не знаю, чего прибавилось у нас больше: надежды или опасений. Но мы будто очнулись после долгого полузабытья. Паралич отпустил. Наши действия стали более осмысленными, движения — более осознанными, но одновременно осторожными. Мы наблюдаем за окрестностями, особенно за полем. Разговариваем и думаем по-другому. Мы здесь больше не одни. Возможно, есть еще люди, такие же, как мы. Люди, охотящиеся неподалеку от фермы. Люди, сбившиеся в стаи, как дикие звери, чтобы выжить.
Главный вопрос: друзья они или враги?
Вечером я варю все тот же водянистый суп из мидий.
