– В субботу супы лучше выходят?
– Нет. Просто возни много с двойным бульоном. Пока головы разберёшь от косточек. В будень день напружно. Кто рыбьи головы ест – умней становится. О! Я сделаю на первый полдник домашнюю пиццу. Благо сковородка новая, хорошо должна получиться пицца, томаты портятся, надо их пустить в дело. Потом, к ужину, сделаю котлеты с лапшой и проведём трепанацию девочке-арбузинке. Нет! Кесарево сечение!
– Какие-то ты садистские сказки рассказываешь. Ужасы! Пожиратель голов! Как людоед в пещере.
– А где же мы? В пещере и есть! Одичал тут в одиночестве… А вокруг кости огромные, черепа обглоданные белеют по степи. Тлен и погибель для людей крещёных! У-у-у-у!
– Ладно тебе ужасы к ночи рассказывать.
– Детские сказки – вот где садизм! Начиная от «Колобка» и заканчивая… да любой сказкой начинай и любой заканчивай! Ты ради интереса прочти «Берберийские сказки народов Кабирии»! Я как-то взял, дочка совсем ещё была кроха. Сплошная анатомичка!
– Это тебя кухня надоумила?
– Нет! Мои непростые большие года! Накупил книжек для внучки, заглянул – а та-а-а-м! Волосы дыбом поднялись! Одни ужастики!
– О! Откуда ж тебе столько лет? От всех этих ужасов?
– Оттуда! В сегодняшнем дне я себя ощущаю именно в зрелом возрасте! Завтра может быть уже другой возраст. Какие мысли в голове. Не ограничивай себя.
Пальма завертелась, заволновалась. Они с Виталием вышли на прогулку, скрылись во мраке, только дверь за ними захлопнулась. Растворились в дождике. Там свежий воздух, а здесь укоренился запах еды, кухни. Уже и не выветривается и сквозняков не боится. Катамаран с двойным корпусом «разбился о быт».
– Я проживаю эту жизнь сейчас, здесь, – подумал он. – И этот обычный день, что он прибавит в стоячее болото этого дня, покрытую ряской, мелкими листочками? Вон он, мой рабочий стол, рядом стеночка тонкая, за ней – кровать скрипучая. Станет гуще и непролазней это стоячее болотце. Лягушки так долго сидели на кочках, что покрылись ржавчиной. Неплохой афоризм!
Он накрыл на стол, разложил приборы, салфетки, зелень. Включил тостер. Запахло вкусно горячим хлебом.
Дождь по-прежнему шуршал за стеной, но в узком пенальчике крохотной кухоньки было уютно, тепло и на плите грелась еда. Много еды. Разной, вкусной. И это примиряло – пока. Хотя уже и становилось тягостно от постоянного верчения на одном месте.
Вернулся с прогулки Виталий. Пальма с порога кинулась к Сергею, ткнулась энергично мордой в мусорник.
– Ну что, усатая побирушка! Служебная собака, а туда же, – засмеялся он, погладил холодную мокрую шерсть, плотную, пахнущую дождём, почесал за ухом, и было приятно обоим. – Никак не отучить! Трудно удержаться, чтобы не погладить. Теперь придётся идти руки мыть.
– Собаки много веков живут рядом с людьми, человеческим жильём и дерьмом! А ты размечтался отучить за такое короткое время.
– Надо минимум пятнадцать минут в день гладить собаку, чтобы снять все стрессы, – сказал Сергей. – Или кошку. Ты вот книжку купил – «О чём думает ваша собака». И о чём же она думает? – потрепал Пальме холку.
– А сам-то ты как думаешь?
– Вам, кинологам, лучше известно.
– Так нет же ничего в этой книжонке! Один заголовок зазывный! Перечислили породы, а больше ни-че-го! Ровным счётом – ничего! Надурили в очередной раз.
– А зачем брал, куда смотрел?
– Куда смотрел! В дисплей! По Интернету заказывал!
– Вот так и дурят нашего брата!
– На самом светлом играют, поганки! – пожаловался Виталий, раздеваясь.
Он пошёл мыть руки. Сергей включил микроволновку, стал разогревать куриный суп.
Они выпили несколько маленьких рюмок водки. С аппетитом покушали. Виталий стал мыть посуду. Сергей забирал чистую, относил на решётку, раскладывал, гремел по-домашнему.
Легли спать. И хотя Сергей не устал за день, даже и постояв у плиты, ему всё равно было приятно думать, что завтра суббота. Надо будет забрать лекарства и передать их с поездом в Ригу. Онкология, надо помочь.
Они расположились на своих кроватях, поскрипывали в тишине. Читали.
Сергей читал Анатолия Мариенгофа. Некоторые откровения были неожиданные и очень интересные.
– Вот послушай, – засмеялся Сергей, – до чего точно и остроумно! Хоть всё пометь карандашом или выпиши для памяти.
«Получив через восемь месяцев корректуру своей книги, Зощенко сказал: «У нас всё делают так медленно, как будто мы живём триста лет».
«Старый дурак глупей молодого». Конечно.
«Федин и Леонов – не русская литература. Это подделка под великую русскую литературу. Старательная, добросовестная, трудолюбивая подделка. Я бы даже сказал – честная».
«Когда совесть раздавали, его дома не было». Это сказано про писателя Константина Симонова.
– Остро! – сказал Виталий. – А фронтовики Симонова уважали. И отец мой тоже.
– Из тех, кто был заофициален. Сиделец президиумов. Не всем ходу давали. Вот и любили, кого разрешали.
– Я Мариенгофа не читал, – сказал Виталий.
– А я так давно, будто и не читал. Думаю, что он не реализовался полностью как писатель, был этим огорчён. Возможно, отдавал себе отчёт в том, на какой полке его книжки будут стоять в будущем. Есть очень интересные, остроумные мысли. Неожиданные, яркие и точные. Я вот прямо сейчас, неожиданно подумал – а почему он был так дружен с Есениным? Потому что оба коренные провинциалы! Один рязанский, второй пензенский! И талантливы – каждый по-своему, очень по-разному. Есенин, конечно, мощнее… народнее. Это – ясно!
Было тихо. Он посмотрел на Виталия. Тот спал, подложив руку под щёку. Лицо разгладилось и было беззащитно, открыто. Вертикальная морщинка между бровей почти исчезла.
Сергею даже показалось, что Виталий слегка улыбается во сне. Это было так странно, необычно.
Он встал. Выключил лампу над головой Виталия, прикреплённую к переборке. Лёг сам.
И тотчас уснул.
* * *
Проснулся он от скулежа Пальмы. Предвкушая прогулку, она громко топала, гулко постукивала хвостом о металлический шкафчик, пыхтела, разинув пасть, крутилась, не давая застегнуть ошейник.
Горел свет в изголовье постели Виталия. Серое, словно в пыли, вытертое одеяло аккуратно застелено.
Глянул на будильник. Почти восемь часов утра.
– Суббота! Хорошо. Собственно, какое это имеет значение здесь и сейчас? В этих условиях, когда работа вот она – рядом. Удобства – пройти через офис. Спешить никуда не надо. Может быть, почитать? Нет – это на вечер, «на сладкое».
Прежде он вставал в половине пятого утра, чтобы к семи, половине восьмого быть уже в офисе. Это было удобно, потому что можно было без давки добраться на работу. И место отыскать в автобусе, метро, и книгу почитать. Уходило на всё, с двумя пересадками и пятнадцатиминутной прогулкой – часа два. Или около того. Вечером, особенно в пятницу, случалось и больше. Личный рекорд – три часа сорок минут.
