Странно, вспоминая тот вечер, — а я вспоминала его столько раз, — никак не могу понять, что произошло на самом деле, а что — моя фантазия.
Лори пришла ко мне около девяти, выглядела она довольно спокойной. Она принесла вино и до этого уже явно выпила.
Когда она сняла жакет, я увидела у нее на руке синяки. Они походили на браслет, будто кто-то сильно схватил ее за руку. Я сделала вид, что ничего не заметила.
Мы разлили вино. Я смотрела на Лори, которая сидела, ссутулившись, на диване. Она была такая красивая и такая грустная. Я подошла и обняла ее:
— Ты знаешь, как ты мне дорога.
Тут, помнится, она меня поцеловала, а может, я это придумала, и ничего такого не случилось.
Я открыла бутылку водки, и мы выпили немного. Лори улеглась на ковер и заговорила. Она рассказала мне ужасные вещи — о том, что делал с ней отец, что он заставлял ее делать ему. Слушать это было невыносимо.
Я легла рядом с ней и обвила ее руками. Мы долго не вставали с ковра.
Наконец она глубоко вздохнула и села:
— Что за гнусный вечер!
Выпитая водка вдруг подступила к горлу, и я побежала в ванную. Когда я вернулась, Лори стояла у компьютера и просматривала какие-то материалы.
— Я и не знала, что ты ему целый алтарь воздвигла.
Я страшно смутилась, увидев, что она открыла статьи о Джоне Брэдшоу, которые я нашла в Интернете.
— Это не алтарь, просто я пыталась кое-что разузнать.
Лори расхохоталась:
— Да брось, ты же помешалась на нем.
— Вовсе нет.
— Тогда как ты это назовешь?
— Просто он заинтересовал меня, — с достоинством ответила я. — Он такой неприступный. Я хочу испытать себя и посмотреть, как я с этим справлюсь. Со всеми его шипами.
— Как у Спящей красавицы.
Сравнение Джона Брэдшоу со Спящей красавицей показалось мне, особенно спьяну, настолько уморительным, что я захихикала.
— Ну, в общем, у меня только один вопрос, — сказала Лори. — Когда вы поженитесь, то назовете агентство «Браун и Брэдшоу» или «Брэдшоу и Браун»?
— Совсем спятила? — изумилась я.
— Поживем — увидим.
Я покачала головой:
— Жди, сколько хочешь. Он вдвое, а то и больше, старше меня, он самый противный человек на свете, не может посмотреть на меня, не поморщившись. Парочка хоть куда!
Мы снова принялись за вино и прикончили бутылку.
Лори качалась взад-вперед, сидя на полу:
— Мы так это дело не оставим. Надо что-то придумать. Раскрутить на всю катушку.
Я не понимала, о чем она говорит, но мне нравилось, что ей так хорошо и весело.
Она встала и, пошатываясь, снова подошла к моему столу. Конверт с моими фотографиями лежал на самом верху, и она стала вытаскивать их одну за другой. Достав последнюю — где я с задранной юбкой посылала в камеру воздушный поцелуй, — она подняла ее вверх.
— Вот это!
— О чем ты?
— Мы пошлем ее Джону Брэдшоу.
— Ты ненормальная! Допилась до зеленых чертиков!
Я встала и попыталась добраться до фотографии. Однако ковер оказался для меня непреодолимым препятствием, и, споткнувшись, я свалилась на пол.
Лежа там, я представляла себе сцену: Джон Брэдшоу, такой чопорный, застегнутый на все пуговицы, сидя за столом, открывает конверт, а там, на фотографии, я — с задранными ногами.
Меня разобрал смех. Я лежала на полу и хохотала до боли в животе. Это меня как-то отрезвило, я даже попыталась подняться, но тут передо мной снова встало лицо Брэдшоу, и я опять растянулась на полу.
— Давай сделаем это, — я давилась от смеха.
Тут я вспомнила про валентинку, которую купила для Гари, но так и не отдала. Я схватила сумку и вытащила открытку.
— Вот! Мы пошлем их вместе.
Эта идея привела меня в полный восторг. Уж я поквитаюсь с Брэдшоу за все его чванство.
Я замазала белым надпись на конверте и свою подпись. Однако попытка написать «Джону Брэдшоу» ничем не кончилась. Ручка не слушалась, и я не смогла вывести ни одной буквы.
— Дай мне, — сказала Лори.
Она положила все в конверт из манильской бумаги, написала на нем «Джону Брэдшоу лично» и запечатала.
Я сказала:
— В понедельник утром первым делом сунуть ему под дверь.
— Нет, — ответила Лори. — Мы сделаем это сейчас.
— Невозможно. Уже слишком поздно, и мы не в состоянии сесть за руль.
— Пустяки, здесь рукой подать.
Она уже не улыбалась. У нее был такой странный взгляд, что мне стало не по себе.
— Нам надо сделать это сейчас, — повторила она.
— Ну ладно, — сдалась я.
Мы добрались до машины. Подморозило, но надевать пальто было лень. Лори села за руль, а я смотрела по сторонам, чтобы не нарваться на полицейских.
Мы доехали до офиса, и я велела Лори припарковаться на стоянке.
— Мне нельзя. Там только для арендаторов.
— Как верховная богиня, я позволяю тебе сегодня здесь припарковаться, — заявила я.
Это прозвучало глупо, и я заметила, что ей не понравилось.
В здании оказалось темно, и глаза покойных кинозвезд смотрели на нас со стен сверху вниз. Мы на цыпочках прошли мимо нашей двери, не издав ни единого звука — меньше всего мне хотелось, чтобы Гари услышал и вызвал полицию. Впрочем, скорее всего, он ушел куда-нибудь со своей девушкой праздновать День святого Валентина.
Мы прокрались наверх, к офису Брэдшоу, и я, встав на четвереньки, просунула конверт под дверь.
Я поднялась и вдруг мгновенно протрезвела.
Притихшие, мы поехали обратно ко мне. Там я предложила Лори остаться на ночь, но она отказалась. Голос ее звучал отрешенно, словно она была где-то далеко отсюда.
Назавтра я проснулась в полдень, и в голове у меня жуткой вспышкой пронеслось все, что случилось прошлой ночью.
Я оделась так быстро, насколько сумела, приехала в офис и помчалась вверх по лестнице к офису Брэдшоу. Распластавшись на ковре, я минут пятнадцать пыталась вытащить конверт с помощью ножа для разрезания бумаги, но он оказался недосягаем.
Все выходные я хваталась за любое дело, подворачивающееся под руку, стараясь занять себя чем угодно, лишь бы не думать о том, как утром в понедельник Джон Брэдшоу вскроет конверт и увидит фотографию.
В воскресную ночь я составила план. Я приеду в офис рано утром и дождусь прихода Эммета. Я просто попрошу свой конверт обратно, объяснив, что он попал под дверь по ошибке.
