– Я тебя сейчас укушу! – показал два огромных передних резца Всюси. – У меня и так уже все рёбра болят!
– А давайте, папаша, друг о друга стукнемся, – нашёлся Фью. – Это ведь совсем мягкий стук будет.
Но тут открылась дверь, и на пороге камеры возник стражник.
– Господи, Отче наш, спаси и помилуй! – быстро-быстро закрестился он, увидев вместо арестантов двух огромных речных бобров.
В следующий миг стражник захлопнул дверь и припустил по коридору бегом.
– Ваше благородие! – кричал он во всё горло. – Караул!
Бал
По сложившейся традиции бал давали в здании дворянского собрания. На правах хозяина гостей встречал предводитель уездного дворянства с супругой. Поэтому все входящие обязательно с ними раскланивались.
– Ваш мундир, Ефрем Любимович, – говорили мужчины предводителю, – безупречен. Особенно хороши красные лацканы и пуговицы на них. Хоть сейчас на парад.
– Ах, Василиса Фёдоровна! – оглядывали женщины предводительницу. – Вы очаровательны в этом платье с алыми бантами и поясом! И эта золотая отделка по кружеву!
И предводитель дворянства вместе с женой кланялись в ответ и тоже говорили комплименты, в которых восхвалялись и одежда, и цвет лица, и блеск глаз, а также стройность или, напротив, крупность фигуры и прочая, прочая мало-мальски примечательная всячина в облике того или иного гостя.
После взаимных приветствий некоторые кавалеры покидали своих спутниц. С нарочито скучающим видом они направлялись в боковую комнату, где велись серьёзные мужские разговоры и трещали распечатываемые колоды карт.
В свете нескольких сот восковых и спермацетовых[157]свечей, расставленных в канделябрах по залу, были хорошо различимы все присутствовавшие. Лера с интересом наблюдал за дворянами, про которых он раньше только в книжках читал. Народу собралось множество. Прослышав о двух заезжих денди[158], числившихся, как полагало уездное общество, за Коллегией иностранных дел[159], на бал съехался весь местный свет. Сие объяснялось просто – служащих Коллегии отличали безукоризненные манеры, хороший французский язык, ясность слога, изящный «карамзинский» стиль в русском языке и, наконец, тщательность в одежде. Кроме того, поговаривали, что один из заезжих близок к императорской фамилии. Посему прибыли не только господа и дамы из городка, но и со всего уезда и даже из соседних прилегающих к уезду поместий. Тут были и старые холостяки, среди которых угадывались весьма и весьма богатые помещики, и совсем юные; а также многолюдные семейства, приехавшие женихов посмотреть и невест показать.
Молодые люди противоположных полов вели между собой продолжительные беседы, что в другом месте по этикету 18 века считалось просто неприличным. Стоило дворянину пару раз наведаться домой к барышне, как уж он был едва ли не обязан вести её под венец. Да и другие женихи больше не смотрели на такую невесту, считая, что её сердце несвободно. Поэтому даже на балу, где молодёжи можно было нашептаться вдоволь, маменьки нет-нет, да и поглядывали строго, наведя свои лорнеты на неугодных им ухажёров.
Лера смотрел и слушал. Но, между тем, его тоже с любопытством рассматривали и обсуждали. Уездные дамы сошлись в том, что, граф, конечно, молод и к тому же иностранец, но партию какой-либо уездной барышне мог бы составить неплохую.
Бал начали менуэтом. Лера отошёл от плавно танцующих пар подальше и устроился близ лестницы, которая вела из залы вниз к швейцарской.
Шурки всё не было. Вот и менуэт завершился. Справедливо опасаясь, что его могут пригласить на какой-нибудь совершенно незнакомый ему танец, Лера решился пойти к картёжникам. Но не успел и шага сделать по направлению к игровой комнате, как в швейцарскую вошёл Шурка. Одет он был, как настоящий великосветский лев, в белый мундир с галунами и позументами, расшитый золотом и серебром.
– Весьма похоже на парадный мундир конногвардейца, – тотчас заметили знатоки.
– Позвольте, – возразили им, – а шитьё золотом и серебром? Это, скорее, гусарская форма.
Отстегнув шпагу, Шурка отдал её швейцару и, пропустив вперёд барышню в сверкающем бриллиантами платье, взошёл вслед за нею по ступенькам в зал. Только тут все присутствующие увидели, что юный князь прибыл не один, а в обществе незнакомой красавицы. Лера присмотрелся и от удивления едва не присвистнул. Рядом с Шуркой шла Варя. Но какая! Настоящая принцесса!
Глядя на столь необычное для уездного города явление, до того шумный зал дворянского собрания притих. И только из игровой комнаты доносились обрывки фраз.
– Понтируйте, – говорил один голос.
– Ва-банк[160], – отвечал другой. – Карта фоска[161]!
Но и они вскоре смолкли. Первым опомнился предводитель дворянства.
– Сегодня, князь, ваш час, – поклонился он Шурке. И ваш… – посмотрел вопросительно на Варю, не зная, как её назвать.
– Княжна Залесская, – подсказал Шурка.
– Милости просим, – улыбнулась приветливо Василиса Фёдоровна.
Под восторженными взглядами уездных дворян князь с княжной отошли к ближайшему окну, где их в нетерпении поджидал Лера.
В следующий миг публичное собрание вновь наполнилось шумом. Гости с жаром обсуждали наряды юной четы, уверяя друг друга, что подобная роскошь доступна немногим и что слухи о близости князя к императорскому двору вполне оправданы.
– Привет, граф, – учтиво склонил голову Шурка.
– Здоров, князь, – ответил не менее любезно Лера и наклонился к самому уху друга.
– Зря мы сюда пришли, – прошептал он. – Тут такие танцы мудрёные – запутаешься, столько всяких наклонов, поворотов и переходов надо делать.
– Интуицию подключай, – мило улыбнулся Шурка и ободряюще посмотрел на Варю. – Ты как?
Крепостная девушка лишь пожала оголённым плечиком. Судя по её бледному лицу и высоко вздымающейся груди, она была не на шутку встревожена.
Музыканты неожиданно громко заиграли вальс.
– Когда волнуешься, надо больше двигаться, чтобы адреналин не разрушал организм, – заметил Лера и, не успел Шурка понять, к чему он клонит, пригласил Варю на танец.
– Это не я, – подмигнул он. – Это интуиция подключилась.
