Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
— А отец Вам говорил, чем Вы должны заниматься?
— Да-да, он уже все спланировал. Я должен был заниматься кино и работать с ним. Сначала — учиться, потом сам снимать. Я не стал спорить с ним.
— Но знали, что не будете это делать?
— Да, в то время я не хотел этим заниматься. Я поступил в университет, занимался два года физикой. Потом перешел на гуманитарный факультет.
— А сколько Вам было лет, когда вы узнали, что у Вас есть старший брат и, соответственно, что у отца до встречи с Вашей мамой была другая семья?
— Я маленький был. Но был рад, что у меня есть брат. К тому, что была семья до нас, относился нормально. У мамы ведь тоже до встречи с отцом была семья, я рос вместе со своей старшей сводной сестрой Ольгой. Она сегодня живет в Париже, занимается дочкой, воспитывает… Она замужем за итальянцем.
— Тарковского, наверное, окружали интересные люди.
— Рядом с отцом всегда было интересно находиться рядом. Если говорить о моих самых ярких впечатлениях детства, то они связаны с Володей Высоцким, который часто приходил к нам. Я помню его очень хорошо. Он приходил по праздникам часам к девяти вечера. Выводил меня на балкон и дарил салют. Говорил, что держит его в своих руках. То есть, когда начинался салют, он разжимал ладонь и говорил — это для тебя. Я так его и звал — «дядя Салют». Я был уверен, что это он приносил салют.
— Тарковский ведь очень дружил с Сергеем Параджановым?
— Да, конечно. Параджанов часто у нас бывал. И мы ездили к нему в Тбилиси. У отца там были какие-то выступления, мы провели в Грузии дней десять.
— Мне рассказывали в Тбилиси про забавный эпизод, произошедший, видимо, во время того самого приезда Тарковского в Грузию. Встретив вашего отца на вокзале, Параджанов отправился с ним гулять по проспекту Руставели. Имя Тарковского было известно, а в лицо его практически никто не знал. И Параджанов решил этим воспользоваться. Он предлагал встречным: «Хотите увидеть живого Тарковского? Давайте 3 рубля». Получив деньги, Параджанов говорил: «Смотри, вот он». И показывал на идущего рядом с ним Вашего отца.
— Постоянно с ним такие шутки были, он был человек удивительный. Отец, зная о его непростом финансовом положении (Сергею ведь тоже не давали снимать кино), подарил ему кольцо. И Параджанов после ухода отца из жизни мне это кольцо вернул. Передал, когда мы встретились с ним в Париже. Он лежал в той же клинике, где умер отец. Это кольцо у меня сейчас, я его храню, как реликвию. Обычное такое золотое колечко с камушками сапфира, никакой большой ценности не имеет…
Сережа очень любил отца, считал его лучшим режиссером. Не забуду, как он меня водил по Тбилиси, показывал мне все эти улочки, музей Пиросмани. Он фантастически рассказывал. Отец тоже был хорошим рассказчиком, но Параджанов был более сказочным, что ли. Дом у него был удивительный, комната, в которой он жил…
— …и с потолка которой постоянно во время дождя капала вода. Чтобы как-то защитить жилье, Параджанов подвесил к потолку зонтик. И все восхищались — надо же, как оригинально. Так ведь и у ваших родителей было. Я читал, что Софи Лорен, навестившая Тарковского и увидевшая стоящие по всему дому банки с водой, воскликнула: «Боже, он собирает святую воду!». А у Ваших родителей просто протекала крыша.
— Да, это было в их первой московской квартире, был старый дом. Всякое случалось. Отключали, например, свет. Не было возможности зарабатывать, ему не давали работать. Халтурить не халтурил, не собирался до этого опускаться. Он хотел снимать кино. В Советском Союзе с этим было непросто.
— В итоге Ваша семья обосновалась в Италии?
— Отцу нравилась Италия, он хотел жить в этой стране. В Париж он попал из-за болезни. А во Флоренции хотел жить и работать. И мне тоже очень понравилось в этом городе. Я там остался, надо было идти в школу, а отец опять уехал в Париж. Потом я приехал туда уже на похороны. Когда он умер, меня рядом не было. К сожалению. Мне опять же не сказали. В очередной раз….
— Тарковский понимал, что ему остались считанные недели?
— Нет, не думаю. Ему стало хуже, конечно, но рак иногда дает надежды, постоянные подъемы чередуются со спадами. И тут уже сложно сказать, даже врачи не могут никогда прогнозировать. Ему вообще сказали в Швеции, когда поставили диагноз, что осталось около месяца жизни. А он прожил год.
— Он трепетно относился к своему здоровью, следил за собой?
— Он не столько любил лечиться, сколько любил все, что касается всех этих духовных практик, в те годы это было очень популярно. Ходил к Джуне, дружил с ней, лечился и учился у нее, его все это интересовало. Он занимался йогой, медитировал.
— Тарковский был фаталистом?
— Он принял свою судьбу. Он интересно пишет в дневниках, что каждый знает, что умрет. Все знают, что рано или поздно это случится. Но когда человек точно знает дату, когда это произойдет, вот тогда становится невыносимо.
Но у него, тем не менее, была энергия, он до последнего писал проекты фильмов. Если мы посмотрим на запись, сделанную всего за месяц до смерти, то увидим, что он пишет о том, как и какие картины нужно ставить. Удивительная сила, он был до последнего уверен, что поправится.
Последние две недели отец уже не мог писать, находился под морфином. Уже были такие боли, что он не чувствовал ничего… В итоге у него просто не выдержало сердце, болезнь зашла так далеко, что организм был изможден. А до этого — постоянные записи о том, что надо жить, надо работать.
— Расскажите про судьбу мамы. С Ларисой Кизиловой Тарковский познакомился на съемках?
— Да, «Андрея Рублева». Я думаю, родители были натурами взаимодополняющими. Отцу нужна была энергичная женщина, сильный человек. Чтобы быть рядом с отцом, нужно было иметь огромную силу. И характер, энергию. Ну и потом мама ему посвятила свою жизнь, себя всю.
Когда отца не стало, она прожила несколько лет только благодаря своей энергии — организовала фонд, занималась популяризацией его творчества, пыталась создать что-то. Это единственное, что ее держало. Благодаря ей книги вышли, дневники.
Мы с мамой были достаточно дружны. У нее был сильный характер. Она сделала так, чтобы отец мог только работать. Он не знал, кто оплачивает счета, его материальная сторона жизни не касалась. Все взяла на себя мама. Главное — не отвлекать, главное — чтобы он работал, главное — тишина. Если отец пишет, по дому все ходят на цыпочках…
Она ушла через 10 лет, потому что уже не было какого-то смысла жить. Она любила его безумно. Иногда об этом говорила, у нее было чувство грусти. Я даже из-за этого с ней ругался, говорил — живи, надо жить, надо продолжать. Я чувствовал, что в ней что-то сломалось.
Но она так и не смогла пережить его смерть…
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
