— Я ждал этого мига двадцать лет, — прошептал он ей в ухо. — Я нашел тебя наконец… Я поднял тебя сюда, высоко над землей, чтобы никто не помешал нам рассказать друг другу, как мы прожили эти годы. — Бьорн умолк, слегка отстранился от Натали и пристально посмотрел в ее темные глаза.
— И?.. Что потом? — прошептала она.
Он не ответил, он наклонился к ней и прильнул к ее губам. У Натали перехватило дыхание, она почувствовала на губах соленый привкус. И только потом догадалась, что это ее собственные слезы. Неужели она плачет?
— Тебе не кажется, что мы на самом деле летим над Булонским лесом? Мне кажется, наша палатка стояла во-он там! — прошептала она.
Бьорн подкрутил газовую горелку, и шар поднялся еще выше.
— О, Бьорн, ты хочешь сказать, что нам не стоит спуститься в лесу? Нам надо лететь дальше?
— Я знаю, что не опушу шар до тех пор, пока мы все не выясним, Натали, — сказал Бьорн и подошел к ней.
Натали стояла, вцепившись руками в край корзины. Она повернула к Бьорну лицо, ее глаза сияли.
— Что ты хочешь выяснить?
— Главное я уже выяснил. Мира — моя дочь.
— И моя, Бьорн, — сказала Натали, обеспокоенная суровым выражением его лица.
— Да. Она наша с тобой. Она у нас… девочка из Булонского леса.
— Правда… — Натали кивнула, чувствуя, как ее сердце подпрыгивает в предчувствии чего-то.
— Ты знаешь, Натали, что я тогда тебя любил?
— Конечно… И я любила тебя…
— А ты знаешь, что я люблю тебя до сих пор?
— Нет, пока не знаю.
— Но я хотел бы тебе это доказать…
Бьорн подошел к ней и крепко обнял. Натали почувствовала его запах. Она вспомнила этот запах… Нет, не запах лосьона или туалетной воды, не запах мыла или крема для бритья. Запах Бьорна Торнберга. У каждого человека есть собственный запах, ощутить который может только другой, идеально подходящий ему человек.
Натали чувствует запах Бьорна.
— Ох, Бьорн, — прошептала она. — А я думала, что ты забыл обо мне сразу, как только уехал из Парижа.
— Нет, это я думал, что за всей шумихой и славой ты забыла обо мне. Что такое для нее Бьорн Торнберг, думал я, когда она стала настоящим знаменем их женской организации. — Он усмехнулся. — И еще я думал, что Мира… ребенок Бернара…
— Но… почему? Разве у Бернара были ко мне какие-то чувства? — Натали смотрела на Бьорна круглыми глазами.
— А ты разве не знала, как ты ему нравилась?
— Но… Бьорн, — она вдохнула воздух полной грудью, — разве ты не знаешь, что, кроме тебя, я не замечала никого?
— Я думал, что плохо знаю женщин, что я переоцениваю себя. — Он пожал плечами, обтянутыми черной футболкой.
— Ты тогда тоже был одет вот так…
— Я давно понял, что блондинам идет черный цвет. — Бьорн нарочито самодовольно улыбнулся.
— Ты прав, в черном ты просто неотразим. — Натали закрыла глаза и приоткрыла губы.
Бьорн наклонился и прижался к ним своими губами. Натали застонала, а он засмеялся.
— Ты знаешь, я никак не мог забыть твой музыкальный крик…
— И ты тоже об этом… — Натали подняла голову, на ее лице светилась смущенная улыбка.
Бьорн свел брови.
— А… кто еще?
— Бернар.
— Кто-о? Бернар?
— Да, но это совсем не то, о чем ты подумал. — Натали покрутила головой. — Он просто… слышал тогда…
— Вот как? И когда же он тебе об этом рассказал?
— Когда я встретила его, случайно. Я была в Париже, возвращаясь от Миры. Она училась в школе в Бретани, в Ренне.
— Понятно.
Бьорн снова наклонился к Натали. Его губы стали другими, они уже были не мягкими и нежными, а твердыми и требовательными. Его язык пробился в ее рот и хозяйничал, как в своем. Он прошелся по нёбу, потом по нижним зубам, скользнул по верхним. Потом наткнулся на язык Натали, горячий и влажный, и лизнул его. Тот от неожиданности обмяк, и язык Бьорна гладил его, и тот не выдержал ласки, поднялся и они сцепились…
Натали застонала, а Бьорн вжался в нее.
— Я хочу тебя сейчас, здесь… — сказал он ей в ухо.
— Но… Бьорн, — прошептала она, — как же…
Вдруг ее глаза дерзко блеснули. Натали засмеялась, чувствуя, как бедрам стало горячо, а между ними влажно. Ветер обдувал ее лицо, трепал волосы, когда Бьорн расстегивал ее красную блузку из тонкого шелка. Его руки легли на грудь, обтянутую тонким кружевным лифчиком, под кружевами он видел темные соски, как два темных глаза напряженно уставившиеся на него в ожидании.
Он ловким движением спустил бретельку с одного плеча, потом ему показалось, что блузка мешает, он стащил ее с Натали и бросил на край корзины.
Натали ничего не замечала, она тянулась к Бьорну, в его руки, она хотела вернуть то ощущение, которое испытала с ним и которого никогда, никогда за все эти годы не смогла испытать.
Ее тонкие пальцы вытащили футболку из его джинсов, залезли под нее и прошлись по груди.
— Я хочу… посмотреть, — прошептала Натали и нырнула под футболку.
Черная майка обтянула голову Натали, она зарылась лицом в волосы на груди Бьорна, губами она тянула волосики, словно старалась выпрямить их.
Его руки догнали грудь Натали, стащили с ее нежных сфер кружева и накрыли их ладонями.
— Вылезай, Натали, я тоже хочу смотреть на них.
Она выбралась из-под футболки, ее щеки горели, а губы напряглись и стали пунцовыми.
Бьорн стиснул ее груди руками, наблюдая, как еще сильнее наливаются соски. Он наклонился, взял в рот правый сосок и пососал, потом левый…
Натали застонала, сначала тихо, затем громко, во весь голос, внезапно догадавшись, что они на небе.
— О, Бьорн! Еще! Еще! — вопила она, и ветер уносил ее голос куда-то, только ему одному было известно то место, где голос Натали мог стихнуть.
Она прижалась спиной к краю корзины, потом рванулась к Бьорну, желая прижаться губами к его соскам. Он захихикал, уворачиваясь от щекотки, и, положив руки на ягодицы Натали, прижал ее к своему паху.
— Я хочу тебя, Натали, — громко сказал Бьорн. И, запрокинув голову, закричал: — Я хочу тебя, Натали!
Его пальцы вцепились в хвостик «молнии» и дернули вниз. Крошечные кружевные трусики открывали то, на что ему хотелось смотреть. Темные волосы выбивались сквозь дырочки кружев. Бьорн положил руку сверху, потом его пальцы потянули край трусиков вниз.
Джинсы упали на пол корзины, а белые крепкие бедра Натали оголились.
— Я тоже хочу посмотреть… — прохрипела Натали и дернула «молнию» вниз.
