— Если бы каждому из нас пришлось стать животным, кем бы мы стали?
— То есть как животным? — переспрашивает Фанни.
— Ну, некоторые похожи на собак или на хомяков, или на птиц. На кого похожи мы?
И я говорю им, на кого они похожи.
— Я гиена? — уточняет Шон. — Что Микро ящерица, это неплохо. — Шон говорит с набитым ртом. — Но если я гиена, то ты стервятник.
— Ну, судя по твоим волосам, — шелестит Фанни и проводит рукой по моим волосам, — ты скорее напоминаешь выдру. А Шон с Микро похожи на двух собак.
Тут неожиданно подает голос Микро:
— Все вы… все вы волнистые попугаи. Такие разноцветные и мягкие.
Я принимаюсь чирикать.
— Что ты ему такого дал, а? — спрашиваю я Шона. — Корма для птиц?
Бессмысленно продолжать разговор, если они не знают Грандвилля.
Шон с шумом втягивает макаронины, а покончив с ними, начинает болтать и курить. Обычное дело. Фанни ест медленно, и мы оба наблюдаем за Микро. Он ничего не ест, и глаза у него как теплые мягкие каштаны. Горячие каштаны, готовые вот-вот растрескаться. Огромные, пульсирующие энергией зрачки. Обычный ход времени отключен, та миллисекундная норма для соприкосновения взглядов, положенная заминка перед ответом, самое время как бы невзначай отвести глаза, пока этот кто-то не заметил, что ты на него смотришь. Микро просто смотрит на нас. На меня, Фанни, на Шона — все мы получаем возможность взглянуть на его темные зрачки. У меня такое ощущение, будто Микро смотрит сквозь меня, сквозь мои глаза, мою кожу, сквозь всю мою плоть. В самый мозг, в самые мерцающие сгустки вселенского фосфора.
Шон вытирает рот.
— Сейчас начнется «Мужчина для утех». Ни у кого нет желания посмотреть на пару горячих мальчиков по вызову? Выглядят очень и очень. Что, не знаете этот фильм? Клянусь, фильм отличный. Восьмидесятые годы, Ричард Гир. Ну, Фанни? Ричард Гир, поди хило?
— Моя сестра большая поклонница Ричарда Гира, — говорю я.
— А как выглядит твоя сестра? Она ничего? Может, и ее пригласить? — предлагает Шон.
— Только не это. Какое бы ни было у тебя настроение, она непременно его испортит. Она большая и толстая, и еще у нее усы растут. От нее пахнет чесноком, и если сейчас я позвоню ей и скажу, что здесь парень, который желает с ней познакомиться, она тут же прибежит и бросится на тебя всеми своими двумя центнерами веса.
— Ну ладно, я и так травмирован женщинами. У тебя вся семья такая?
— Я мог бы дать ей твой телефон. Сказать, что ты малость смахиваешь на Ричарда Гира. Моя сестра, вот уж кто животное.
— О’кей, тогда посмотрим фильм без твоей симпатичной сестрички. Ну, вперед, там есть на что посмотреть! Секс и красивые женщины.
— Нет уж, — отвечаю я, — по-моему, это самое несексуальное зрелище, когда приходится смотреть на секс, да еще когда свет из окна бьет прямо в лицо, и все так близко, вся эта кожа. Фу! Да еще движения туда-сюда. Без меня.
— Ладно, Микро. — Шон тянет пошатывающегося Микро из кухни. — Пойдем курнем еще и маленько поласкаем сами себя.
А мы с Фанни снова в кухне одни. Лучшая программа. Куда лучшая.
37. Любовный эликсир
Фанни покусывает меня за руку, делая вид, что изо всех сил. Она смеется.
— Давай еще выпьем, — слишком громко говорит она мне на ухо. Ужас, не стоит ей так меня возбуждать. Я взлохмачиваю пятерней ей волосы, а она прислоняется ко мне, так что я чуть ли не падаю, и стонет:
— Еще! Еще вина.
— Вот, пей. — Я снова наполняю наши стаканы и вытряхиваю на стол пару сигарет. Фанни зажигает одну из них и выпускает дым изо рта.
— Такая у тебя сестричка? На тебя совсем не похожа.
— Благодарю.
— Наверняка она тебя всегда шлепала, а?
И мы начинаем хихикать. Твою мать, теперь у меня вино носом полезло. Нельзя одновременно пить и смеяться.
— Ну, все, хватит, — говорю я. — Все уже вином пропахло.
— Почему?
— Оно ударило мне в нос. Нет, моя сестра скорее напоминает засохший бутерброд. Однажды я видел, как она курит, и с тех пор мне все чудится в ней какая-то неряшливость, ну, понимаешь, в духе Ингеборга Бахманна.
— Она так курила? — И Фанни подносит сигарету к вытянутым губам.
— Нет, это было на вечеринке. Она сидела в углу, всем довольная, присосавшись к сигарете. Знаешь, так вечерами после работы курят уборщицы.
— Как курят в фильмах женщины, которых как раз бросают?
— Точно. Довольные мужики курят скорее военные сигареты, жестко, быстро, на скорую руку. А женщины-неудачницы со вздохами втягивают дым. Иногда я себя спрашиваю, курят ли люди, как в кино, или киношные персонажи подражают людям из жизни. В смысле, кто первым начал.
— Ну, конечно, люди.
— Видела бы ты пролетария, который живет под нами. Является вразвалку, изо рта бычок-самокрутка торчит, и дымом в глаза пыхает. Кем он себя возомнил, Жан-Полем Бельмондо? Или вон, шпана из музыкального кафе, те посасывают свои гангстерские сигареты и при этом лают друг на друга по-турецки так, что кажется, вот-вот кинутся друг на друга с ножами. А на самом деле они лишь обсуждают спорт и что сегодня ели на обед.
— А мы что делаем?
— Просто курим, безо всяких там заморочек, разве нет?
— Мы курим как Мадонна.
Я улыбаюсь Фанни. Она совсем не похожа на Мадонну. Мы пускаем дым друг другу в лицо и смотрим друг другу в глаза сквозь сизый туман.
— Сколько раз ты уже закидывалась Е-шками? — спрашиваю я Фанни.
— Дай сообразить. Думаю, дважды. Не понравилось.
— А почему?
И я открываю следующую бутылку. Снова хочу увидеть на лице Фанни синие разводы. Они уже порядком поблекли.
— Неприятно.
— Как это неприятно?
— В семь лет меня ударило током. Потом несколько дней все болело. Сами нервы болели. А с первой же Е-шкой все повторилось. Совсем мягко и жар, как от раны. Меня словно обжигало изнутри. Противное ощущение.
— И что потом?
— Дала уговорить себя на вторую, потому что якобы только во второй раз забирает по полной. Но вышло по-прежнему, или даже хуже. Просто не выношу эту дрянь. А у тебя как было?
— Я тоже не очень ее люблю. Сначала бьет по мозгам, а потом все идет по нарастающей. В первый раз у меня чуть ноги не отказали, а потом наступило долгое забытье. Пришлось сразу надраться, что тоже глупо, — надираться из-за неудачной Е-шки.
— А Микро? Думаешь, он и правда проглотил Е?
— Думаю, что да. Только вот ума не приложу, как Шону удалось ее в него впихнуть.
