— Я не могу этого сделать.
— Тогда скажи, что красивая женщина ради тебя преодолела предательски опасные воды.
— Вот это Ленни поймет.
Они опустились на колени, затем легли. Мишель поцеловал ее в шею. Кэмми расстегнула его рубашку и коснулась губами мускулистой груди. Устоять он не мог. Ему предлагали полную коробку самых изысканных конфет, и он не собирался от них отказываться. Впервые в жизни его отношения с женщиной развивались по такому сценарию. Мишель получал от секса удовольствие как от приятной физической нагрузки, после которой не испытывал ни жажды, ни томления. Каждая женщина оставалась в его памяти в виде воспоминания, всплывающего всякий раз, когда он слышал определенную песню или оказывался в определенном месте. Не более того. Его чувства к девушке, с которой он познакомился всего два дня назад, были непривычными и смущали его. Юная Кэмми была одновременно и очень застенчивой, и очень решительной. Он помог ей снять лифчик мокрого купальника
— Ты вся исцарапаешься о песок, Кэмми.
— У нас есть твоя рубашка. И другие твои вещи. А покрывало лежит в шлюпке, верно? Ты не... Черт, послушай... Я тебе не навязываюсь! — Глаза Кэмми потемнели. Она шлепнула мокрый лифчик себе на грудь и начала его завязывать.
— Погоди... — быстро произнес Мишель, увидев, как леска на удочке натянулась. — Это похоже на обед! И потом, я ничего такого не имел в виду. Я только хотел сказать, что мне надо поймать эту рыбу. Однако мне вовсе не нужно с этой рыбой мчаться на яхту! Дай мне поймать ее и больше о ней не думать. Удочка гнется не сильно, значит, рыба не слишком большая.
— Хорошо, — сказала Кэмми с сомнением в голосе, — полагаю, мне это тоже будет интересно. Я никогда не видела барракуду, которая не сидела бы в аквариуме. — Она застегнула купальник у себя на шее. — Мы можем приплыть сюда вечером и развести костер, как ты и предлагал.
— Я не хочу ждать до вечера, Кэмми, — нежно произнес Мишель, пытаясь занять как можно более устойчивое положение и начиная водить рыбу из стороны в сторону.
— Ты весь пропахнешь рыбой.
— Я же сказал, что вымоюсь. У меня есть анисовка. — Мишель уперся ногами и, крепко держа удочку, отклонился назад. — Это не барракуда. Это макрель. Фунтов десять.
— Откуда ты знаешь?
— По тому, как она двигается.
— Ну давай, Мишель, тащи ее!
— Ты меня отвлекаешь.
— Ты просто боишься, что она уйдет и ты будешь выглядеть передо мной как идиот, — злорадно заявила Кэмми.
Мишель резко откинулся назад, и рыба, взлетев в воздух, упала на песок. Он проворно швырнул ее в кусты, где она продолжала трепыхаться. Затем он вошел в воду, вымыл руки до плеч, смочил волосы и взял в шлюпке бутылочку с ароматной жидкостью. Считалось, что эти капли с лакричным запахом привлекают рыбу к наживке. Он растер несколько капель между ладонями и достал покрывало.
— Вот и все, — произнес он, выбираясь на берег. — Я мог бы сделать это из шлюпки. Не было никакой необходимости приплывать сюда. Но я убедил Ленни в том, что здесь, вокруг рифов, может играть рыба.
— Выходит, ты знал, что я тоже приплыву, — сказала Кэмми.
— Ничего подобного. Конечно, я надеялся, но не принимал это как что-то должное.
— Скажи, ты действительно купил тогда зубную пасту?
— Нет, — ответил Мишель.
— А ты взял с собой то, что купил на самом деле?
— Нет.
— Значит, мы не можем ничего сделать. Вернее, мы не можем сделать все.
— Можем, только нужно дождаться подходящего момента.
— У тебя, наверное, десяток тропических болезней.
— Нет, меня не это беспокоит. У меня ничего такого нет.
— Ты не хочешь, чтобы я забеременела?
— А ты разве хочешь? Тебе девятнадцать лет.
— Забеременеть? — Кэмми задумалась. — И хочу, и не хочу. Я не думаю, что это случится.
— А вдруг?..
— Не знаю.
— Я бы не хотел, чтобы ты делала аборт. Я католик. И, строго между нами, это было бы неправильно. Я уверен, что это надо учитывать. И еще. Ты уверена, что, забеременев, хотела бы, чтобы я был с тобой?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты бы хотела, чтобы я был твоим мужем? — Мишель не имел ни малейшего понятия, почему он задает этот вопрос девушке, о существовании которой каких-то тридцать шесть часов назад он даже не подозревал. Но затем он подумал о малыше, который был у Ленни, и о его жене. Подумал о своей жене, Камилле. Он представил лицо матери, когда та увидит Кэмми. Все это как-то не увязывалось с его мнением о себе. Фактически, размышлял Мишель, вплоть до этого момента ему никогда не приходилось задумываться над тем, что он знает о себе самом, поэтому у него не было собственной концепции, кем же на самом деле он является. Молодой человек до знакомства с Кэмми смотрел на себя глазами других людей.
— Те чувства, которые я испытываю сейчас, дают мне право сказать, что мне хотелось бы, чтобы ты был со мной, — произнесла после паузы Кэмми. Ее голос звучал серьезно. — Я думала об этом вчера вечером. Я знаю, что в подобных случаях люди составляют списки, сравнивают свой образ жизни и образ жизни другого человека, чтобы определить, насколько они подходят друг другу. Мы, похоже, не подходим... И все равно я...
Мишелю казалось, что он сейчас раздуется и, если его не привязать, оторвется от земли и воспарит. Он чувствовал себя, как неуверенный в своих способностях супергерой, как жеребец, как робкий малыш. Ему ничего не оставалось, кроме как сделать вывод: именно это состояние люди называют любовью. Мишель знал, что ничего подобного прежде не испытывал. И он не сомневался, что, если бы ему предложили измерить его чувства, термометр бы зашкалило. Он обнял Кэмми, и они легли на песок.
Именно в этот момент из кустов появилась Оливия.
— Что? — воскликнула Кэмми. — В чем дело?
— Я добралась вплавь. Ленни хотел тебя видеть, Мишель. — Оливия покачала головой и с укоризной произнесла: — Она еще ребенок.
— В чем проблема, Оливия? — Кэмми говорила тихо, но ей казалось, что она вот-вот взорвется. — Ты приплыла, чтобы охранять меня?
— Вообще-то, нет,— ответила Оливия.— Ленни хочет, чтобы Мишель вернулся на яхту. Он говорит, что поднимается ветер.
— Ты, наверное, любишь плавать, — холодно произнес Мишель. — Как и твоя племянница.
— Племянница! — пренебрежительно повторила Оливия. — Камилла, это смешно. Твоя мать вряд ли...
— Моя мать мне доверяет.
— А я — нет.
— Но ты не моя мать.
— Камилла, — перебил девушку Мишель, его голос зазвучал предостерегающе, — нам действительно нужно вернуться. Мы приплывем сюда, когда стемнеет. Мы уже решили. Мы должны считаться с остальными.
