Живут же в таборе и другие натни, они, наверно, счастливы.
Раньше она никогда не задумывалась об этом. Да, они счастливы, и никому нет дела до нее.
Почему Пьяри не подумала о будущем? Там, в таборе, живут, и любят, и рожают детей, и дерутся, и весело шутят. Зачем она пришла сюда? Чтобы мстить? Много ли добьешься в одиночку? К чему стольких людей она сделала своими врагами?
Она потянулась за властью, но обрела лишь оковы, и ей осталась только бессильная ярость пленника, закованного в кандалы… Пьяри снова погрузилась в воспоминания. Когда-то она ходила к канджарам. Она любила вино и лакомства. Сколько раз она помогала этим людям совершать кражи! Она вспомнила молодую канджарку, которая с усмешкой рассказала ей много такого, что привело ее в страшное изумление; в ту пору Пьяри была еще маленькой девочкой.
Вспомнила она и своего дружка, с которым первый раз в жизни пила вино. Тогда они оба быстро опьянели, и больше она уже ничего не помнит.
Но тот парень еще долго ходил за ней. Пьяри сама его бросила. А он ее любил.
Что, если ей вернуться к нему? Прийти и сказать: «Теперь я одна».
«А где Сукхрам? — спросит он, — что, бросил тебя? Так же, как ты тогда меня бросила?»
Помнит ли он ее? Наверное. Хотя вряд ли. Он с улыбкой всадит в человека нож, это для него привычное дело. А как он заразительно смеялся! И врать умел так, что и не расскажешь. Но стоило ему увидеть полицейского, он начинал вилять хвостом, как собака. Он насквозь фальшивый. Не пойдет она к такому!
Интересно, есть у него жена? Теперь Пьяри привлекает даже та нищая, полная опасностей жизнь. Тогда она не была скована по рукам и ногам. Она была свободна. И не было у нее этой проклятой болезни, и не корчилась она от боли. В те дни она жила безмятежно, не задумываясь. Пила вино, плясала, во всех своих поступках стремилась только к одному — получить, хоть украсть частицу счастья…
Сукхрам ее бросил. Тот, кого она любила, ушел к другой. Счастье, которое однажды пришло к ней, теперь переметнулось к Каджри…
Почему?
Потому что она сама его разрушила.
В ее ушах опять назойливо звучат стенания Рустамхана: «Аллах! Сжалься!..»
Над кем? Над этим паршивым псом?
Господи! Никогда! Никогда!..
Ненасытная жажда счастья жжет ей сердце. Она утратила душевный покой, красоту, которая сверкала и переливалась в ней всеми цветами радуги.
Все кончено.
Теперь она совсем одна! Беспомощная, беззащитная, безутешная! И никого рядом!
В тоске и отчаянии Пьяри бьется головой о железный переплет кровати.
15
Сукхрам шел встревоженный, с тяжестью на душе; ему хотелось вернуться. Мысль о том, что он поступил так жестоко с Пьяри, не давала ему покоя. Почему он не объяснил ей все как следует? Что бы они ни наговорили друг другу в запальчивости, он чувствовал себя виноватым. Он никогда не разговаривал с ней так грубо. Чувство вины не давало ему покоя. Его потянуло назад, к Пьяри. Она больна. Надо посидеть возле, подбодрить ее.
А он даже не сказал, что заберет ее к себе. Неужели он сознательно промолчал об этом? Неужели Пьяри больше не нужна ему? Страшная мысль! Сукхрам вздрогнул. Решится ли он нанести ей теперь этот жестокий удар: сказать, что Каджри заняла ее место? А что, если Пьяри останется у Рустамхана? Он, Сукхрам, вылечит их от болезни. Тогда не придется ломать голову, как жить дальше, все образуется, не будет лишних хлопот и тревог. Но тут же образ Пьяри с новой силой завладел его сознанием.
Было время, когда он исполнял любую прихоть Пьяри. Почему? В памяти Сукхрама воскрес тот страшный день, когда он потерял сразу и отца и мать. Ведь никто, кроме Пьяри, не протянул ему тогда руку помощи. С тех пор она, наверное, все продолжает считать себя его покровительницей.
Сукхрам стал сравнивать Каджри и Пьяри.
Да, Каджри он господин и муж.
Пьяри же лишь иногда видит в нем мужа, но никогда — господина, она убеждена, что он нуждается в ее защите. Как будто он все еще тот мальчик, которого они приняли в свой шатер.
«Обе они хорошие, — решил Сукхрам, — но только очень разные».
Сукхрам закурил. Он сделал несколько глубоких затяжек, но это его не успокоило. Чем больше он думал, тем больше запутывался в сложном клубке собственных чувств.
Перед ним то возникал тревожный, умоляющий взгляд Пьяри, то сияли восторженные и счастливые глаза Каджри, полные любви и преданности.
Беспокойные сомнения закрались Сукхраму в душу. Любит ли он на самом деле? Не обманывает ли он их обеих?
Он вспомнил о Рустамхане. Лежит жалкий, испуганный, стонет, молится… Давно ли он стал таким? Нет! Он просто почувствовал себя зависимым. Это трусливая ничтожная душонка!
Сукхраму пришла мысль: почему полиция защищает только богатых и знатных? От кого? От воров и бродяг? Но почему человек становится вором или бродягой? Только потому, что он беден. А что его делает таким? Каста, сказал он себе.
«Я тоже принадлежу к низкорожденным, — подумал Сукхрам. — Неужели, если в мире не будет полиции и солдат, низкорожденные захватят власть? Разве это нам нужно? Неужели мы так хотим власти?» Сукхрам сравнил всех натов, каких знал, с деревенскими ростовщиками и брахманами и решил, что только тхакуры могут сравниться с натами. Но и у людей из высших каст могут быть благородные сердца. У них есть ум. А наты дикие, неграмотные люди, пьяницы, распутники и головорезы.
Значит, все-таки нужна полиция, нужно оружие, чтобы держать нас в повиновении? Но разве мы так опасны, что для этого требуется целая армия?
Сукхрам был простым неграмотным человеком, он не мог объяснить, что порождает несправедливость в современном обществе. «Большие люди не дерутся между собой. Почему же мы хватаемся за ножи по любому поводу? А они, видно, трусливы? Но почему же тогда именно они захватили власть? Как? Что по сравнению с ними значит какой-то Сукхрам? Ведь у них власть!»
Сукхрам припомнил все ссоры и драки натов, которые происходили у него на глазах. Дрались из-за краденых вещей, из-за женщин. Почему Сукхрам не такой, как они? Он никогда не сможет перенять их обычаи и привычки, никогда не станет им настоящим товарищем.
Наты? И тут в Сукхраме вновь заговорил тхакур. Почему он так низко пал? Почему до сих пор не смог уйти от низкорожденных? Он же тхакур! Тхакур!
«Но почему же тогда каждый полицейский имеет право меня арестовать?» — спросил Сукхрам.
Никто ему не ответил.
«Нас никто не уважает, — Сукхрам разговаривал сам с собой. — У нас нет опоры в жизни, никто нам не помогает, никому нет дела до нас. Разве только богу? Но он почему-то не хочет вмешиваться в нашу судьбу. Даже если предположить, что болезнь Рустамхана — это божья воля, разве на этом кончилось насилие? Нет! А за что господь так жестоко покарал Пьяри?..