— Примем это к сведению, здесь совершенно ясно показаны их намерения и неблаговидные цели, — возмутился дон Нуньо. — А если так, то их надо пресечь. Эта хитрая женщина намерена показать нам всем, что следы ведут в Гранаду. Что за безумие овладело королевой, светлейший? Трудно найти кого-нибудь более изощренного в кознях и ехидстве.
Епископ деловито оценил его замечания и печально заявил:
— Она не устает попирать авторитет короля, своего супруга. Но в Кастилии не бывать еще одной гражданской войне. Никогда! Ни беспорядков, ни опустошенных полей, ни гибели невинных, ни ужасного вида сожженных деревень и городов! — Тон прелата был страдальческим, он даже возвел глаза к небу.
— Как бы то ни было, мой сеньор, нам стало известно о тайном продвижении нескольких фанатиков, что это письмо и подтверждает.
— А знаете ли, сеньор Самуэль, сколько их в гранадском султанате? — спросил епископ и сам же ответил: — Несколько тысяч, и по этой причине невозможно уследить за каждым в отдельности. Несомненно, все указывает на то, что они могут попытаться вывести из равновесия ситуацию в королевстве каким-либо громким и впечатляющим убийством. Или сомневаетесь?
— Похоже и очевидно, королева стоит у истоков заговора, монсеньор, — изрек Церцер. — А след от нее ведет к матери Гиомар и в итоге к этому монаху, послушной кукле в руках обеих. А что они замыслили, мы не знаем.
— Не будем себя обманывать. Эти люди готовы услужить тому, кого ведет лишь ненависть, — определил каноник. — Эта развратная португалка превратила свою келью в Сан-Клементе в пристанище блудниц, а принц — безответственный и больной парень, которому далеко до благородства своего отца. И от этой провидицы, доньи Гиомар, я также жду любой подлости. Одержимая дева морочит голову простонародью и многим влиятельным людям, как ей заблагорассудится.
Возмущенный прелат прервал их, заговорив о возможных осложнениях:
— Всего более мне отвратительно, друзья мои, что нечестивая королева и ее гнусные пособники готовы без всяких сомнений послужить врагам нашей веры, чтобы нанести вред королю, их господину. Мало того, что она покинула его супружеское ложе, так еще выставляет напоказ, будто ядовитые шипы, штандарты Португалии, которые адмирал вывалял в тине Гвадалквивира после победы над ее отцом в самом Лиссабоне. Она уже пыталась испортить отношения между Гранадой и Кастилией отравлением заложницы, но сейчас, судя по этим новым данным, готовится нечто воистину вероломное. Видит Бог, нет возможности терпеть своеволие этих злокозненных женщин.
— Вы могли бы предупредить ход заговора своей властью, светлейший, арестовав монаха. А на основании этого документа предпринять церковное расследование его передвижений в Гранаде. Потом устроить суд, который выведет многих на чистую воду, — предложил королевский казначей.
— Как раз суд отвергнет свидетельство, подписанное иноверкой. Для разоблачения надо искать другую форму, законную и неопровержимую.
— Может, подвергнуть этого лживого монаха пытке? — спросил каноник. — Колесо и щипцы развяжут ему язык. Сговор с врагом, иноверцем — достаточная вина.
— В этих королевствах Испании еще нет инквизиции, не забывайте. Однако у нас достаточно других возможностей.
— Тогда что вы предлагаете, сеньор? Время не ждет, — сказал дон Нуньо.
В комнате повисла напряженная пауза. Архиепископ Санчес, приложив указательный палец к бороде, задумался, словно погрузившись в плутания по иным мирам. Потом произнес загадочным тоном:
— Мне пришел в голову способ не менее коварный, чем их, хитрость, против которой нет средства, однако христианская по сути и перебарывающая измену. — На его лице играла лукавая улыбка.
— Какой же, светлейший? — В Яго, до сих пор хранившем молчание, проснулось любопытство.
С задумчивостью и с гримасой сомнения архиепископ побарабанил своими узловатыми пальцами по креслу, потом усмехнулся и решительно произнес:
— Исповедь! Святое Таинство покаяния, дети мои.
Все присутствующие онемели от удивления. Заявление церковного иерарха вызвало естественное замешательство и недоуменные переглядывания. Участники совещания не понимали смысла сказанного и были смущены его необычностью. Что он имел в виду? Тем более что глаза архиепископа ехидно заблестели. После паузы он продолжил, выразительно жестикулируя тощими руками:
— Все просто, практично и остается в тайне. Лишние уши только парализовали бы язык этого монаха, грязного и жирного бурдюка, мешка с нечистотами, — спокойно пояснил он. — Я вызову монаха в капитул под предлогом того, что меня интересуют его дела по вызволению пленных. А между делом вверну ему про слухи, обвиняющие его в контактах с заговорщиками из Сабики. Он почувствует, что пахнет жареным — его собственным телом изменника, разорванного лошадьми и брошенного в огонь. Однако я проявлю отеческое участие и предложу ему в качестве выхода рассказать всю подноготную этих контактов, подробности предполагаемой махинации, о лицах, вовлеченных в дело, об их преступных целях, — и все это под предлогом тайны исповеди. Ему это поможет спастись от неприятностей публичного дознания и позора, а также от верной смерти на костре. Он заговорит как миленький. Вы не можете себе представить, как простое причастие способствует конфиденциальности, дети мои.
Яго растерянно посмотрел на Церцера, они оба были заворожены подобной немыслимой хитростью.
— С очевидностью получается, светлейший, что подобное признание останется абсолютно анонимным, поскольку является тайной причастия.
— Почему же, ни в коем случае. Как служитель Христа я обязан молчать вечно о его грехах. Но одновременно я служу советником Кастилии, и поэтому за портьерой моего кабинета будет сидеть один из моих секретарей, который слово в слово запишет всю исповедь с указанием подробностей заговора, что я потом собственноручно скреплю соответствующими печатями и пометками.
— Но, нарушив таким образом обет о неразглашении, не впадет ли ваша светлость в клятвопреступление? — серьезно спросил каноник Нуньо, опасаясь гнева вышестоящих.
Прелат нетерпеливым жестом сурово отверг такое толкование.
— Священник Хуан Санчес никогда не переступит через нерушимость клятвы. От более чем вероятной беды короля и его народ избавит некий придворный… а Бог всепрощающий будет на моей стороне, — добавил он язвительно.
— У меня нет в этом ни малейших сомнений, мой сеньор, — позволил себя убедить каноник и замолчал.
— И потом, как наказание, я назначу ему ссылку в какой-нибудь дальний монастырь, а письменное свидетельство, ввиду его важности, немедленно будет представлено королю как еще одно доказательство тех мерзостей, которые творит его мстительная и вероломная супруга. Убедившись в опасности заговора для страны, дон Альфонс покончит с ним со свойственными ему тактом и твердостью.
— Я понимаю, что благополучие королевства оправдывает подобные неприятные действия, — сказал дон Самуэль. — Я бы на это не решился, дон Хуан, но восхищаюсь вами.
