Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
Варвара не была в Николаеве, а потому очень интересовалась, велик ли город, много ли в нем жителей и занимаются ли они садами. Саблин, как мог, подробно отвечал ей, поглаживая в нетерпении эфес своей шпаги.
Однако, получив сведения о садах и жителях, Варвара пожелала узнать, есть ли в Николаеве церкви и кто в них настоятелями. Капитан Саблин церквей там не посещал и мог сообщить только, что однажды видел на берегу какого-то человека с длинными волосами, который удил рыбу. Говорят, это был тамошний дьякон.
В другой раз Варвара строго осудила бы подобное легкомыслие, но цель прихода капитана так занимала ее женское сердце, что она, сжалившись над томлением своего гостя, наконец замолчала.
Капитан Саблин поторопился воспользоваться ее молчанием.
– Я был у его превосходительства, – сказал он, встряхивая напудренными буклями, – и сделал пропозицию относительно воспитанницы вашей.
Саблин спохватился, что слово «пропозиция» вряд ли известно жене шкипера, и хотел было выразиться яснее. Но Варвара наклонила голову. В сфере таких общечеловеческих понятий, как любовь и брак, все слова были ей понятны.
– Что изволил ответить вам его превосходительство? – спросила она опять-таки исключительно ради формы, так как Ушаков еще накануне предупредил ее о сватовстве Саблина и о своем решении.
– Его превосходительство дал согласие, – отвечал Саблин, покорно подчиняясь этому формальному истязанию.
– Очень рада, батюшка, – вдруг простым и сердечным тоном сказала Варвара.
Она неторопливо поднялась, блестя смеющимися глазами. Надлежало соблюсти достоинство свое и адмиральское, а если оно было соблюдено, то желать больше было нечего.
– Сейчас пошлю Лизаньку. Сами с ней поговорите, – добавила Варвара. Это была последняя и не особенно важная формальность.
Саблин смотрел в открытую дверь, и то возрождение, которого он ждал, как будто уже совершалось в нем. Какой-то радостный страх переполнял все его существо. Радость эта была во всем: в солнечном столбе, падавшем из окна, в ярком узоре на пяльцах, в обрывках голубой и черной шерсти на полу. Он уже любил все эти вещи, весь этот новый мир, центром и солнцем которого была Лиза.
Когда адмирал передал ему, что Лизе не нравится его мушка на щеке, капитан пришел в полный восторг от такого милого каприза. Главное в этом капризе было то, что он знаменовал собою согласие.
Саблин чувствовал себя таким счастливым, что присутствие кого бы то ни было в доме ему мешало. Он дал денег своим слугам и отправил их веселиться, где они пожелают. А сам открыл окно, лег против него на диван и всю ночь проглядел на звезды, чего с ним отродясь не бывало.
Он искал в Лизе чистоты и непосредственности, уверенный, что эти качества можно найти только в девушке простого происхождения, не испорченной культурой и близкой к природе. Все женщины его круга казались ему развращенными и лживыми. А Лиза была тем прекрасным, недосягаемым по своей нравственной высоте существом, которому Саблин никогда бы не простил малейшего отступления от совершенства.
Глядя на звезды, на то, как они тихо двигались, то вспыхивая, то робко вздрагивая в темноте, он видел перед собой Лизу, склонившую над вышивкой свою чернокудрую голову. Он мысленно следил, как работают ее усердные пальцы. Именно такой, в простой домашней обстановке, он хотел видеть ее. Этот образ олицетворял для него всю красоту истинной женственности.
Лиза вошла почти неслышно в своих мягких сафьяновых туфлях. Она словно захватила с собой с улицы солнечное тепло яркой крымской весны, так мягко золотился загар на ее лице и руках. Не глядя на Саблина, она села на скамеечку к пяльцам и стала быстро теребить шерстинку, торчавшую из начатого ею узора.
Саблин обошел ее так, чтобы не заслонять от света. Слегка наклонившись к ней, он сказал:
– Простите, что я так поторопился засвидетельствовать вам глубокое мое почтение.
– Благодарю вас, сударь.
Саблин видел, как вздрагивают ее ресницы. Но румяный рот сохранял выражение странной суровости.
– Я пришел поговорить с вами, – продолжал, помолчав, Саблин и осторожно освободил шерстинку, которую Лиза все еще рассеянно теребила. Ему почему-то казалось, что движение это мешает ей понять его, как должно. – Известно ли вам о дерзостном моем искании?
Лиза ответила, как полагалось отвечать девушке из хорошей семьи:
– Да, крестный папенька говорил…
– Согласны ли вы составить мое счастье?
Несмотря на высоту своих помыслов, а может быть, именно потому, что они были очень высоки, Саблину не пришло в голову спрашивать, любит ли его будущая жена или нет. Девушке не полагалось думать о любви. Любовь должна была прийти после, и он был уверен, что она придет.
Со своей стороны Варвара, подготовляя исподволь Лизу, внушала ей, что брак – это долг и обязанность. Заключается брак не для счастья, а для того, чтобы женщина выполнила на земле свое назначение, дав жизнь детям и опору мужу. А что там про любовь говорят да в песнях поют, так это только ради баловства. Хорошей женщине и думать об этом не надо. Лиза поверила не тому, что любовь дурна, а только тому, что для нее лично не уготовано ничего, кроме долга. Она хотела выполнить этот долг честно и до конца. Поэтому она была очень рада, что Саблин ничего не говорил о любви: не надо было надевать никакой личины.
– Ежели такова воля отца моего крестного, – тихо сказала Лиза.
– Федор Федорович дал свое согласие.
– Тогда и я даю.
Лиза наклонилась к узору, почти касаясь подбородком шерстяных роз, которые вышивала для адмирала. Огромные цветы вдруг дрогнули в ее глазах и расплылись в сплошное пурпуровое пятно… Капитан Саблин благоговейно прикоснулся губами к смуглым пальцам Лизы, лежавшим на раме пяльцев.
18
Генерал-аншеф Суворов был поставлен во главе высочайше учрежденной экспедиции по постройке укреплений в Одессе, Кинбурне и Севастополе.
Он приехал в Севастополь в начале осени.
Ушаков был особенно рад его приезду. Он заранее велел приготовить для гостя три комнаты в своем доме, поставить туда лучшую мебель, повесить новые шторы и постелить ковры. Встретились Ушаков и Суворов в передней, ибо гость был так скор и нетерпелив, что вбежал в дом раньше, чем адмирал успел выйти на крыльцо. Обнимая Ушакова, Суворов до боли стиснул ему шею. В руках и пальцах его как будто не было ничего, кроме костей и похожих на кости сухожилий. Он трижды поцеловал адмирала в одну и в другую щеку. Сухие зрачки его затуманились, но уже в следующую минуту вновь стали блестящими и быстрыми, как у ястреба.
– Давно желал, государь мой Федор Федорович, отдать вам визит. Тронут весьма, – сказал он, с некоторым запозданием намекая на мгновенно высохшие слезы.
Он побежал по лестнице, перескакивая через две ступеньки, но адмирал заметил, что резвость эта дается ему уже с некоторым усилием.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
