Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
Он решился, сидел на троне прямой и строгий, глядя в пол. Знал, что может сделать последний жест, отменяющий казнь, дильсизы предупреждены.
Когда Мустафа вошел, Сулейман краем глаза заметил его полупоклон, понял, что не с миром идет к нему сын, понял, что мир между ними невозможен и его не будет. Медленно вскинул глаза.
Два взгляда встретились. Во взоре Мустафы Сулейман прочитал готовность идти до конца, уверенность человека, который уже видит себя на троне. И не сделал отменяющего знака.
Во взгляде отца сын прочитал смертный приговор, забился, задергался в сильных руках дильсизов, задыхаясь в накинутой на шею петле из зеленого шелкового шнурка.
В Амасье Махидевран замерла на месте, широко раскрыв глаза.
Румеиса, любимая наложница шехзаде Мустафы, бросилась к ней:
– Что, госпожа, что с вами?
– Не знаю, что-то плохое случилось.
Весть о казни шехзаде Мустафы прилетела в Халеб нескоро. Услышав об этом, Джихангир едва не упал. Случилось то, чего он боялся больше всего – письма попали в руки султану, который имел право казнить наследника только за одну печать «Султан Мустафа». Даже не просто имел право, но и был обязан сделать это.
Если бы Джихангир не сам передал эти письма, просто пожалел бы о предательстве Мустафы и все, но сейчас он чувствовал себя с одной стороны, соучастником этого предательства (ведь именно ему отдал письма Мустафа), во-вторых, чувствовал себя предателем по отношению к казненному старшему брату.
Он предал того, кому клялся, и теперь Мустафы нет, султан казнил достойнейшего из наследников. Разве можно Селима сравнить с Мустафой?
Джихангир стонал, в тоске по загубленной жизни Мустафы и своей тоже, катался по ложу, стискивая голову руками, скрипел зубами, рыдал.
Приставленные к нему надсмотрщики считали, что это из-за отсутствия отравы, никому не приходило в голову, что Джихангир как-то причастен к казни Мустафы. Но постепенно поняли, слишком часто среди стонов шехзаде слышалось имя казненного.
Джихангир страдал так, как не страдал никогда в жизни. Стремясь уничтожить все, что связано с Мустафой, он добрался и до заветного мешочка с дурманом. Рука сама потянулась открыть, чтобы опьянение окутало, защитило от страшных мыслей, чтобы провалиться и ничего не помнить.
Глотнул один шарик, потом второй… Не помогало, слишком был возбужден, слишком истерзан. Он не чувствовал, что уже одурманен, мысли все еще не давали покоя, бились в голове, словно только что пойманные птицы. Они скребли мозг и заставляли стонать от невыносимой боли. Высыпав на ладонь оставшиеся шарики, Джихангир, уже мало понимая, что делает, проглотил и их.
Упал на ложе, стиснув раскалывающуюся голову руками, лежал, в ожидании облегчения, приятных видений и радостного полета, но полета не получилось.
Шехзаде Джихангир уснул… уснул вечным сном.
Обнаружили это только на следующий день. Надсмотрщики, довольные тем, что шехзаде не мечется и спит, не беспокоили его до самого утра, а когда поняли, в чем дело, было поздно…
Понеслось: шехзаде Джихангир умер в Алеппо от тоски по брату шехзаде Мустафе, с которым в последний год был очень дружен.
Все поверили, от тоски умирают многие, тем более, его окружение в Алеппо видело, как мучился, метался, страдал шехзаде в последние дни. Никто не усомнился в причине страданий, о наркотиках не упоминали, а о письмах и вовсе никто, кроме Рустема-паши, не знал.
Но Сулейман что-то почувствовал, вдруг вспомнил, что так и не спросил Рустема-пашу, откуда у него те письма.
Рустем снова прятал глаза. У Сулеймана шевельнулось нехорошее подозрение:
– Они поддельные?!
– Нет, Повелитель, нет!
– Тогда скажи, кто передал. Говори!
Рустем понял, что сейчас либо нарушит данное Джихангиру обещание, либо потеряет голову. Предпочел сделать первое, достал из-за пазухи письмо шехзаде, протянул султану.
И снова у Сулеймана потемнело в глазах. Вот почему умер Джихангир, вот зачем он был нужен Мустафе! Сжались в бессильной ярости кулаки, смяв послание младшего сына. Ярость была еще и оттого, что не к нему, а к Рустему-паше обратился Джихангир. Потом подумал, что правильно сделал, к нему мог и не успеть. Но отчаянье, что один сын использовал и погубил другого, самого беззащитного, самого доброго и доверчивого, заставляло скрипеть зубами несколько дней.
Армия бунтовала, требуя наказать Рустема-пашу, виновного в гибели Мустафы, потому что тот показал Повелителю подложные письма. У Рустема-паши право сказать правду, но что это будет за правда! Не просто горькая, а свидетельствующая, что в султанской семье не просто разлад, а ненависть, губящая всех.
– Рустем-паша, ты можешь сказать правду перед всеми, но заклинаю тебя: молчи. Уезжай в Стамбул, твое время еще придет, нужно дать время всему успокоиться. – Чуть помолчал и добавил: – А еще Стамбулу нужна защита, я не могу верить никому.
Точно знал, что произойдет в следующие месяцы уже не на востоке в очередном походе против Тахмаспа, а на севере в Румелии, спокойной и крепкой Румелии, которая едва не станет источником гибели султана, как когда-то стала местом, откуда начал свой поход его отец султан Селим против своего отца султана Баязида.
– Да, Повелитель, я уеду и буду молчать.
– Даже Хасеки Хуррем не говори.
– Я понял, Повелитель.
– Госпожа…
Весь вид кизляра-аги демонстрировал важность предстоящего сообщения, а еще его испуг.
У Роксоланы, которая возилась с внучкой, улыбка сползла с лица, сердце ухнуло вниз:
– Что случилось?
Кизляр-ага стрельнул глазами влево, вправо, словно показывая, что не мешало бы удалить присутствующих.
– Оставьте нас одних…
Служанки исчезли, словно их и не было в комнате, внучку тоже унесли.
– Что случилось?
Евнух топтался, словно не решаясь сказать что-то очень важное. В глазах все так же метался испуг.
Роксолана невольно отметила, что это испуг, но не ужас. Пока из комнаты уходили последние девушки и за ними страшно медленно закрывалась дверь, султанша успела передумать многое. Что-то с Сулейманом?! Но тогда кизляр-ага был бы не просто испуган, для него, как и для нее, это гибель, едва ли евнух стал бы вот так тянуть. Рустем-паша? Кто-то из шехзаде?
– Что?! Говори уж, наконец!
Кизляр-ага приблизился, зашептал почти невнятно:
– Повелитель казнил шехзаде Мустафу…
– Что?!
Но евнух уже опустил глаза и протягивал письмо, пухлая, женственная рука подрагивала. Роксолана почти разорвала, вскрывая, печать как назло не желала отставать от бумаги быстро.
Сообщение от Рустема-паши. Зять писал, что султан действительно казнил старшего царевича за измену. Подробности не сообщал. Это было немыслимо, ни для кого не секрет, что Мустафа готов сместить отца с трона, султан уже однажды простил старшему сыну такое намерение, всего лишь отправив из Манисы в Амасью, но теперь решился на казнь?
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
