За столами сидели вперемешку пьяницы, грабители, фальшивомонетчики, контрабандисты, доносчики, ростовщики, ученики колдунов, чернокнижники, шарлатаны. Нарочитый смех, взгляды исподлобья, подозрительные разговоры появлялись из темноты и вновь исчезали.
Трактирщик подошел ко мне, и я заказал вина, чтобы оправдать свое присутствие в этом месте. Пока он наливал вино в почерневшую от времени деревянную кружку, я спросил его о цыганке.
— Цыганка? Здесь бывает много цыганок, — ответил он, не оборачиваясь.
— Но мне говорили, что цыганка из Венгрии лучше всех.
Он согласился и кивком направил меня в самый дальний угол. Там сидела старуха в красном плаще. Ее голову покрывал серый платок. Я подошел к ней и спросил, где можно найти самого лучшего во всей Баварии волшебника. Старуха отвернулась, сплюнула на пол и пробормотала пару фраз на ужасном немецком, не только коверкая произношение, но и путая времена глаголов и падежи. Потом она повернулась и уставилась в пустоту над моим плечом, точно не замечая меня. Я повторил вопрос. Она снова сплюнула, отпустив несколько ругательств на каком-то балканском наречии, которого я не понимал. Я вернулся к трактирщику, думая, что, вероятно, он сможет хоть что-нибудь разобрать в этой тарабарщине.
Трактирщик внимательно выслушал меня, а потом, сверкнув орлиным глазом, сказал:
— Бы, верно, спятили. Не знаю, какого черта вы здесь забыли, но будьте осторожны! Кодекс чести колдунов запрещает брать деньги за советы. Старуха знает всех, но от помощи вам она ничего не выгадает. Какой толк ей помогать вам задаром? Попросите погадать по руке, заплатите ей, и она расскажет все что нужно.
— Но я не хочу знать свое будущее, — возразил я.
— Она тоже, тупица вы этакий. Но если ее обвинят, что она взяла деньги за то, что просто направила вас к колдуну, пострадает ее репутация.
Я вернулся к цыганке и протянул ей руку. Та удовлетворенно улыбнулась, обнажив ряд гнилых зубов. Она запросила слишком много, почти половину того, что присылал мне каждый месяц отец, но я заплатил не торгуясь и в благодарность получил еще одну улыбку. Мгновенно сменив гнев на милость, она назвала меня драгоценным и заскользила грязными ногтями по линиям моей ладони.
— Взгляни-ка сюда. Линия жизни у тебя короткая, это значит, проживешь ты недолго, но не расстраивайся… — сказала она, сверля меня маленькими хищными глазками, которые горели в темноте далекими звездами. Внезапно цыганка нахмурилась и округлила глаза. Царапая мою ладонь шероховатыми подушечками пальцев, она поднесла ее к самому лицу, удивленно взглянула и вдруг резко отпрянула назад, будто коснувшись раскаленных углей. — Уходи, уходи! Ты проклят. Прочь!
Я вскочил, схватил ее за ворот плаща и притянул к себе. Наши взгляды встретились. Она опустилась на место, не сводя с меня испуганных глаз.
— Я не могу предсказать твою судьбу… Линия жизни заходит на холм Сатурна и превращается в крест! Это… невозможно. Ни в одной книге я не видела ничего подобного. Жизнь и смерть в тебе — одно!
— Меня не интересуют твои глупые бредни! Назови мне имя самого мудрого волшебника, знающего, как снять заклятие. Назови имя или умрешь.
Говоря так, я откинул полы пальто и показал ей маленький нож, спрятанный у меня за поясом. Она дернулась и плюнула мне в лицо. А потом сказала:
— Полкилометра на запад от озера Штарнберг, хижина, старый Тюршток. А теперь уходи! Прочь! Прочь! — прокаркала она, одновременно разжимая пальцы.
39
На следующей неделе я взял напрокат лошадь и, следуя указаниям венгерской цыганки, отправился к озеру Штарнберг. Я без труда нашел хижину старого Тюрштока, небольшой глиняный домик с деревянной черепичной крышей. Из трубы вился дымок, у двери на ржавой подставке стоял каменный вазон, чуть поодаль находилось небольшое стойло. Во дворе залаяла собака, и старик вышел из хижины. На нем была мешковатая блуза, напоминавшая балахон. Длинная белая борода, видимо призванная подчеркивать то, что ее владелец — знаменитый волшебник, опускалась на грудь. При ходьбе он опирался на длинный — в три раза длиннее его самого — посох. Солнце светило ему прямо в глаза, и он поднес ладонь к лицу, желая рассмотреть меня.
— Вы Тюршток, волшебник? — спросил я.
— Да, это я, — ответил он тихим голосом, словно взвешивая каждое слово.
Когда я сообщил ему, что хотел бы получить совет, он пригласил меня пройти в хижину. Внутри было темно. От больших восковых свечей и раскаленной печки шел нестерпимый жар. Повсюду — на полу, на стеллажах, на столе с деревянными ножками — возвышались стопки старинных книг.
Он предложил мне чаю, поставил маленький котелок на очаг и раздул пламя. Потом взял небольшую жестянку, вынул из нее ароматные травы и бросил их в огонь, пояснив:
— Травы из Индии.
Волшебник подождал, пока закипит вода, молча глядя на потрескивающие угли, а потом разлил отвар по двум грязным чашкам, поставил одну из них передо мной и уселся напротив. Скользнув по мне изучающим взглядом и, видимо, решив, что мне можно доверять, он, медленно попивая дымящееся пойло, принялся рассказывать.
Речь Тюрштока показалась мне убедительной. Я выяснил, что когда-то он слыл самым известным волшебником во всей Германии. Он исцелял буйных и сумасшедших, возвращал голос немым, ставил на ноги немощных. Старый Тюршток служил толкователем снов у самого Людвига I. Он знал более двухсот языков и более трех тысяч заклинаний. Он уверял меня, что хранит копии сочинений Арнаута Вилановы, прозванного Каталонцем. Виланова был первым учителем чернокнижия, средневековым врачом, который вылечил папу Бонифация VIII с помощью волшебного амулета, но тот, неблагодарный, приказал бросить его в темницу за то, что Виланова предсказал пришествие Антихриста. Тюршток уверял, что провел два года на той самой парижской Флер де Лис, в доме Николы Фламеля, и убедился, что тот открыл философский камень и эликсир вечной жизни. Он сказал, что одно время заседал в подпольных судах любви Фландрии и Шампани, что в его библиотеке хранится двадцать тысяч стихотворений трубадуров Аквитании, Русильона, Лангедока и королевства Арагон, что у него есть список всех участников секты ассасинов, уничтожившей ислам в Европе, что ему известно более пятисот различных заклинаний против демонов и ангелов. Если верить ему, ангелы также вселяются в людей и причиняют им зла не меньше, чем бесы. А еще он убил в Маж де Агва женщину с удивительным взглядом: всякого, кто имел неосторожность взглянуть ей в глаза, она утаскивала с собой в пучину. А еще он поймал в водах Сантьяго-де-Компостела знаменитого человека-рыбу. А еще в 1810 году отловил золотой сетью последнего кентавра, обитавшего на Крите, и с помощью заклинаний вернул кентавру человеческое обличье. А еще, путешествуя по Греции, спас целую область от вампира, прожорливого существа со зловонным дыханием, который бродил в окрестностях и питался людской кровью. Все это рассказал мне за чаем старый Тюршток.
Наконец он замолк. Поймав на себе его вопрошающий взгляд, я поведал ему ту же историю, что неделей ранее рассказывал знахарю: якобы я послан неким дворянином, желающим во избежание скандала и ненужных сплетен сохранить свое имя в тайне. Я рассказал, что у этого дворянина есть сын. У мальчика исключительный слух. Кажется, будто звуки живут в его теле. Как только ребенок научился говорить, продолжал я, то обнаружил, что в его коллекции звуков недостает одного — самого совершенного звука. Он поклялся найти его, отец забеспокоился и…
