— Вам не кажется, что пришло время для второго убийства?
— Что ты имеешь в виду?.. Какого второго убийства?
— Ну как же, в книгах всегда совершается второе убийство —вскоре после первого. Убийца убивает того, кто слишком много знает, пока тот неуспел ничего рассказать полиции.
— Ты читаешь слишком много детективов, Джозефина. В жизнитак не бывает. И если кто-нибудь в этом доме что-нибудь и знает, он меньшевсего хочет делиться своими знаниями с полицией.
Голос Джозефины прозвучал невнятно из-за шума льющейся вумывальник воды:
— Бывает, кто-то что-то знает, но сам об этом недогадывается.
Я поморгал, обдумывая последнее высказывание. Потом, оставивДжозефину совершать омовение, направился вниз.
Как раз в тот момент, когда я выходил на лестничную площадкувторого этажа, из дверей своей гостиной легко и стремительно выскользнулаБренда. Она приблизилась ко мне, взяла меня за руку и заглянула мне в глаза: —Ну что?
Тот же вопрос, только иначе сформулированный, задал мнеЛоуренс. И единственное произнесенное устами Бренды слово было гораздо болеедейственным, чем все сбивчивые тирады Лоуренса.
Я отрицательно покачал головой:
— Ничего нового.
Женщина глубоко вздохнула:
— Я так боюсь, Чарлз… Так боюсь…
Ее страх был непритворным; сейчас, в этом тесномпространстве, он как будто передался и мне, и я еще раз остро ощутилодиночество Бренды среди этого враждебного окружения.
Она как будто отчаянно воскликнула: «Кто, кто же на моейстороне?!» И что можно было бы ей ответить? Лоуренс Браун? Но кто такой, вконце концов, этот Лоуренс Браун? Разве можно на него опереться в труднуюминуту? Слабое, жалкое существо. Я вспомнил, как накануне вечером эти двоепроплывали в сумерках мимо окон гостиной.
Мне очень хотелось помочь Бренде. Но я ничего не мог для неесделать и не мог сказать ей ничего утешительного. И в глубине души я чувствовалсебя виноватым, словно за мной следили насмешливые глаза Софии. «Она успелатебя обработать», — слышался мне голос девушки.
И София никак не желала войти в положение Бренды — одинокой,беспомощной, подозреваемой в убийстве женщины.
— На завтра назначено официальное дознание, — сказалаБренда. — Что… Что там будет происходить?
Здесь я мог успокоить ее.
— Пусть это вас не волнует. Дознание отложено. Хотя эторазвяжет языки газетчикам. До сих пор в прессе не появлялось никаких сообщений,что мистер Аристид умер не естественной смертью. Леонидисы — очень влиятельнаясемья. Но сейчас, когда дознание отложено, вероятно, и начнется самое забавное.
(Какие дикие слова иногда срываются с языка! Забавное!Почему я употребил именно это слово?!)
— Это все… Будет ужасно?
— На вашем месте я бы просто никому не давал никакихинтервью. И знаете, Бренда, вам нужен адвокат…
Она отпрянула в сторону, задохнувшись от ужаса.
— Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Просто юрист,охраняющий ваши интересы и могущий посоветовать, что делать и говорить и чегоне делать и не говорить. Вы же понимаете, — добавил я, — вы остались совсемодна.
Она сжала мою руку:
— Да! Вы поняли это. Вы помогли мне, Чарлз, помогли…
Я повернулся и начал спускаться вниз с чувством некоторогооблегчения и удовлетворения… И тут я увидел стоящую на ступеньках Софию. Голосдевушки был холоден и сух.
— Где ты пропадаешь так долго? — осведомилась она. — Звонилииз Лондона. Твой отец срочно хочет видеть тебя.
— Он в Скотленд-Ярде?
— Да.
— Интересно, зачем я понадобился ему? Он ничего не говорил?
София отрицательно покачала головой. Взгляд ее был тревожен.Я притянул девушку к себе.
— Не волнуйся, дорогая моя, — сказал я. — Я скоро вернусь.
В кабинете отца царила какая-то напряженная атмосфера. Мойстарик сидел за столом, главный инспектор Тавернер стоял у окна, опершисьплечом о стену. В кресле посетителей сидел мистер Гэйтскилл, явно чем-тораздраженный.
— …Оскорбительное недоверие… — холодно говорил он.
— Конечно, конечно — успокаивал его отец. — А, привет,Чарлз! Ты как раз вовремя. Тут обнаружились некоторые удивительныеобстоятельства дела. — Беспрецедентный случай, — вставил мистер Гэйтскилл.
Маленький поверенный был явно уязвлен чем-то до глубиныдуши. За его спиной инспектор Тавернер ухмылялся мне.
— Я расскажу, с вашего позволения? — сказал отец. — МистерГэйтскилл получил сегодня любопытную записку, Чарлз. От некоего мистераАгродополуса, владельца ресторана «Дельфос». Это глубокий старик, грек понациональности. Очень давно Аристид Леонидис выручил его — тогда еще молодогочеловека — из беды, и Агродополус навсегда сохранил чувство благодарности кдругу юности и благодетелю. И похоже, Аристид безоговорочно доверял ему.
— Никогда бы не поверил, что Леонидис так подозрителен искрытен, — раздраженно заговорил мистер Гэйтскилл. — Конечно, он был в весьмапреклонных годах…
Практически на грани старческого слабоумия.
— Видите ли, мистер Гэйтскилл, — мягко заметил отец, — когдачеловек очень стар, он часто уносится мыслями в свои молодые годы, к друзьямюности.
— Но я вел дела Леонидиса больше сорока лет! — взвилсяповеренный. — Сорок три с половиной года, если уж быть точным.
Тавернер снова ухмыльнулся.
— А что, собственно, случилось? — поинтересовался я.
Мистер Гэйтскилл открыл было рот, но отец опередил его:
— В своей записке мистер Агродополус сообщал, что выполняетуказания, данные его другом Аристидом Леонидисом. Короче, с год назад мистерЛеонидис отдал ему на хранение письмо, которое мистер Агродополус должен былпередать мистеру Гэйтскиллу сразу после смерти старого Леонидиса. В случае жеесли мистер Агродополус умрет первым, передача письма возлагалась на его сына,крестника мистера Леонидиса. В своей записке мистер Агродополус извиняется зазадержку, объясняя ее тем, что болел воспалением легких и узнал о смертистарого друга только вчера вечером.
— Все это в высшей степени непрофессионально! — прошипелмистер Гэйтскилл.
— Вскрыв запечатанный конверт и ознакомившись с егосодержанием, мистер Гэйтскилл счел себя обязанным…
