с начальником: первым делом следовало договориться, чтобы тот переквалифицировал статью о нападении на сотрудника милиции на сопротивление представителю власти. Что далеко не одно и то же. За сопротивление можно схлопотать годик-полтора, максимум два. А вот за нападение на милиционера… Здесь попахивает терроризмом. Словом, на больший тюремный срок Барон был категорически не согласен.
– Вы тут мне написали, что на сотрудника милиции нападал. Не согласен я с этим. Сопротивление было, признаю! За что же это мне пятнадцать лет сидеть вместо одного года? Если поможешь мне, гражданин начальник, может, тогда у нас и заладится разговор, – прищурившись, посмотрел на подполковника Барон.
– Меру наказания определяет суд, а не я, – так ответил Шатурскому Абрам Борисович.
– Так-то оно так, – согласился с подполковником Фризиным Иосиф Францевич. – Да только многое зависит от того, как ты, гражданин начальник, это дело суду подашь…
– Возможно, – не счел нужным открыто соглашаться с вором (хотя он и был отчасти прав) Абрам Борисович. – Но это во многом будет зависеть от вас. Вернее, от ваших показаний.
– А я все, что знаю – расскажу, – вполне искренне заявил Барон.
– Вы знаете, кто и где изготавливает фальшивые документы? – спросил начальник городского УГРО.
– Нет, – честно ответил Барон, чем заметно опечалил подполковника Фризина. – Но я знаю посредника. А он уж точно знает изготовителей липовых справок…
– Как его зовут? – коротко спросил Абрам Борисович.
– Антон…
– Где найти – знаешь? – в упор глянул на старого вора подполковник Фризин.
– Знаю, – последовал ответ. – Он торгует скобяным товаром на Центральном рынке.
– Там, верно, не один он такой, – вполне резонно заметил Абрам Борисович.
– Так я могу его показать…
– Хорошо, – констатировал подполковник Фризин и посмотрел на часы. – Поехали.
– Куда? – поинтересовался старый вор, хотя прекрасно понял, что имел в виду подполковник.
– На Центральный рынок, – ответил как само собой разумеющееся начальник уголовного розыска города. – Чего нам время терять? Он ведь еще работает?
– Работает, – согласился Барон.
– И не советую тебе пробовать сбежать от меня, – предупредил вора-марвихера Абрам Борисович. – С нами вместе поедут несколько оперов. Если что – они тебя догонят. Ну, или догонит пуля…
На служебном автобусе с кузовом-фургоном доехали до Центрального рынка, расположенного за Протокой по улице Колхозной. Пока добирались, договорились о следующем. Барон пойдет один. Естественно, под присмотром оперативников. Когда Барон поравняется с этим самым Антоном, он остановится и высморкается в платочек. Это будет условный знак. Потом он и подполковник Фризин с одним оперативником уедут обратно в управление, а два опера с задержанным посредником доберутся до управления своим ходом.
Так оно все и случилось. Когда Барон поравнялся с прилавком, за которым мужчина в брезентовом плаще с капюшоном торговал гвоздями, шурупами, скобами, навесами, замками, оконными задвижками и прочим ходовым товаром, нужным в домашнем обиходе, то приостановился и высморкался в вышитый платочек. Оперативники торговца Антона заприметили, и когда Барон скрылся из виду (за ним в нескольких шагах шел подполковник Фризин), взяли Антона под белы рученьки и, несмотря на его протесты, повели к выходу из Колхозного рынка.
Когда ехали обратно, Фризин спросил Барона:
– А что ты сдал-то этого Антона? У вашей братии вроде не принято корешей сдавать…
– Ну какой же он мне кореш, – даже как-то слегка обиделся на подполковника Иосиф Францевич. – Бродяга я по жизни! И он мне никто и звать его никак. К тому же еще и барыжничает втихую. А сдать ментам барыгу или грубого фрайера[41] воровской закон не препятствует…
Бумаги Абрам Борисович оформил на Барона согласно договоренности. И разошлись они если не довольные друг другом, то зла друг на друга не держа. А вот посредник Антон – тот признательных показаний не дал. И на вопросы сначала подполковника Фризина, а затем майора Щелкунова и следователя Зинаиды Кац, касавшихся изготовления фальшивых документов, отвечал однотипно:
– Нет. Нет. Нет…
Ничего не добившись, Антона Павличенко – такая у него оказалась фамилия – закрыли в камере предварительного содержания «для выяснения» личности. У сотрудников городского Управления милиции было всего сорок восемь часов, чтобы либо найти улики, изобличающие посредника, и получить у прокурора санкцию о взятии Антона Павличенко под стражу, либо освободить его, принеся извинения.
Проверяли Павличенко едва ли не под микроскопом. Оказался чист, мать его. Ни в чем противозаконном не замешан, в меру пьющий и даже не курящий. Проживает в частном секторе по улице Озерной в Адмиралтейской слободе, и соседи о нем отзываются вполне положительно.
Решили зайти с другой стороны – потихоньку сняли пальчики для проведения дактилоскопии. Как-то на допросе он попросил попить воды, попить ему принесли, а после окончания допроса, когда его увели, стакан с отпечатками пальцев отнесли эксперту-криминалисту. Часов девять от него не было ни слуху, ни духу. И вот когда до истечения сорокавосьмичасового срока оставалось всего-то часа полтора, эксперт выдал заключение. Оказалось, что отпечатки пальцев принадлежат Башкирову Марату Ильясовичу, находящемуся в розыске за дезертирство с фронта с 1942 года. И хоть военных трибуналов уже не было и дезертиров не расстреливали, наказание все равно оставалось суровым. Ведь «трус и дезертир – хуже врага». Вот теперь Башкирова-Павличенко можно было брать под стражу и колоть…
На следующий день его привели к следователю Зинаиде Кац. К удивлению всех, дезертир стал давать признательные показания. Чего уж она такого ему наговорила, и что такого он от нее услышал, что стал исповедоваться во всех своих грехах – про то сама Зинаида Кац помалкивала, а спрашивать его самого не было резону. Это уже по завершении дела следователь отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством городского Управления МВД Зинаида Кац поведала, что припугнула Башкирова тем, что передаст его дело в МГБ. Дескать, делами дезертиров занимается республиканское Министерство государственной безопасности, в которое переданы органы контрразведки из армии и флота, занимающиеся выявлением изменников Родины и дезертиров.
– А они рассусоливать с тобой не станут, – кольнула взглядом дезертира следователь Кац и поддала жути: – Поставят тебя к стенке – и привет…
И Башкиров-Павличенко раскололся, как гнилой орех: назвал кое-каких людей, причастных к изготовлению фальшивых документов, и даже место подпольной типографии – подвал одного из жилых домов на улочке недалеко от кремлевских стен близ Банного озера.
* * *
Типография, зачинателем которой являлся Пижон, давно уже работала автономно. Ее руководитель отстегивал «учредителю предприятия» кое-какие деньжата, весьма неплохие даже по сравнению с профессорским окладом, поэтому в типографские дела Пижон не вмешивался и уж тем более процессом не руководил – у него хватало и своих дел.
Нагрянули в подпольную типографию
