потом как ты, сопля зеленая, с людьми обращаешься? Ты мне во внуки годишься! – начал вскипать Иосиф Францевич. – Ты должен обращаться к людям уважительно и исключительно на «вы». Тебя этому в милиции не учили? Так я тебя научу!
В пивной установилась тишина – разговоры враз умолкли. В руках застыли липкие кружки с пивом. Иосифа Францевича в пивной хорошо знали, как был знаком, несмотря на возраст, и его взрывной характер. Понимали, что старый вор от своего не отступит, если считает себя правым.
– Нет, это я тебя щас научу, дедуля! – зашипел младший сержант. – Так научу…
Он крепко ухватил Барона за руку и сильно сжал ее. Вор выдернул руку и весело посмотрел в глаза младшему сержанту, не осознававшему, что это веселье для него чревато непредсказуемыми последствиями.
– Ага! – почти возрадовался младший сержант. – Сопротивление сотруднику милиции оказываешь? А ты знаешь, что это статья?
Младший сержант снова принялся хватать Барона за руки, пытался заламывать их назад, однако пожилой марвихер был человеком хоть и пожилым, да жилистым, и у милиционера никак не получалось скрутить старого вора. Тогда, рассвирепев, младший сержант ударил Барона в лицо, что было явной ошибкой. Неожиданный удар привел Барона в безумство: он повалил милиционера на пол, оседлал его и принялся душить. Тот уже, теряя силы, захрипел, из горла повалила желтая густая пена, еще какой-то миг – и с младшим сержантом будет покончено… В этот самый момент подоспел напарник младшего сержанта, стоявший у самого входа, чтобы остановить тех, кто надумает миновать тотальную проверку. Вбежав в помещение закусочной и увидев уже задыхающегося напарника, на которого взгромоздился тщедушный старикан в вязаной безрукавке поверх теплой рубахи, ударом ноги он тотчас сбил Барона на пол. После чего вдвоем (младший сержант быстро отдышался) они сумели скрутить Барона, нацепили на его запястья наручники и под взором многих любопытствующих глаз спровадили из пивной.
В отделении, куда милиционеры привели Барона, его досмотрели и обнаружили паспорт на имя Максима Германовича Малкина, бывшего работника текстильной промышленности, а ныне пенсионера тысяча восемьсот восемьдесят третьего года рождения. Паспорт (а чем черт не шутит?) отнесли к эксперту, чтобы тот проверил документ на подлинность. Еще через полтора часа тот выдал свое официальное заключение, что паспорт настоящий, однако год рождения написан заново поверх вытравленного. Фотография владельца не так давно была переклеена. Хотя без специальной техники, в частности, микроскопа, это совершенно незаметно, поскольку работа выполнена мастерски. Равно как и исправленный год рождения.
Когда же у задержанного сняли отпечатки пальцев и сверили их с имеющимися в картотеке, то оказалось, что пред ними отнюдь не безобидный пенсионер Максим Германович Малкин, а не кто иной, как известный в криминальных кругах марвихер Иосиф Францевич Шатурский с авторитетной кличкой Барон, имеющий нелады с законом, начиная с тысяча восемьсот девяносто девятого года, то есть еще задолго до исторического материализма, и отсидевший в тюрьмах и лагерях в общей сложности восемнадцать с половиной лет.
* * *
С поддельными или технологически искусно исправленными документами органам милиции приходилось сталкиваться неоднократно. То беглого бандюгана изловят, а он по удостоверению личности окажется каким-нибудь крестьянином Василием Подбережным из села Мокрая Выпь в восемь дворов, единственным преступлением которого является лишение девственности некоей Марфутки Ксенофонтовой за сараями в лопухах без всякой регистрации в сельсовете.
То в расставленные ментовские сети попадет некто Эдуард Самсонович Балакирев, законопослушный на первый взгляд гражданин обычной наружности, с залысинами, в приличном костюме и с приятными манерами и таким добрым выражением глаз, что к нему сразу проникаешься абсолютным доверием. Мол, этот не обманет. В паспорте которого, однако, весьма искусно вытравлены все четыре судимости по одной и той же 169-й статье Уголовного кодекса РСФСР – мошенничество – то бишь «злоупотребление доверием или обман в целях получения имущества или права на имущество или иных личных выгод».
А то и вовсе окажется, что герой Советского Союза и орденоносец Павел Егорович Боровицкий, генерал-майор танковых войск и личный друг недавно почившего маршала бронетанковых войск, дважды героя Советского Союза Павла Семеновича Рыбалко, вовсе не герой, не орденоносец и не друг прославленного маршала. И отнюдь не генерал-майор. А пройдоха и негодяй-проходимец, пороху никогда не нюхавший и все четыре года войны просидевший в Воркутинский тюрьме, отбывая пятилетний срок по статье 111«а» за злоупотребление властью «при наличии корыстной заинтересованности».
Оперативно-следственные мероприятия по поводу поддельных документов в городском Управлении МВД велись уже довольно давно, однако ни один из указанных фигурантов, пойманных за руку с фальшивыми документами, не знал не только места, где изготавливались линкены, но и людей, напрямую с этим связанных. Свои фальшивые документы Стефан Бойко, Эдуард Балакирев и Павел Боровицкий попросту купили через посредников, о которых не знали ничего – ни их имен, ни где они проживают, ни рода занятий. Надежда на то, что вор-марвихер по кличке Барон знает больше других, была весьма призрачной. А надеяться на то, что старый вор что-либо расскажет, и вовсе не стоило. Однако допросить Барона по поводу липового документа было необходимо. И начальник уголовного розыска городского Управления Министерства внутренних дел республики подполковник Фризин решил провести беседу с ним лично…
* * *
Статья о подделке документов в Уголовном кодексе РСФСР была очень строгой – вплоть до высшей меры социальной защиты. И хотя год назад Указом Президиума Советского Союза смертную казнь отменили, поменяв ее на 15 лет тюрьмы, для Барона такой срок неприемлем – по существу, это пожизненное заключение, а он хотел умереть спокойно и в своей постели.
На следующий день его привели к подполковнику милиции, видно, занимавшему немалую должность, в большой кабинет на улице Дзержинского. Указав на стул сбоку от себя, он сразу спросил безо всяких вступлений:
– Откуда у тебя поддельный паспорт?
Времени, чтобы подумать о своей дальнейшей судьбе, у Иосифа Францевича было предостаточно – целые сутки! Конечно, он немного погорячился в споре с «фараонами», можно было бы поумерить характер, но былого уже не вернуть, и следовало исходить из того, что имеется. А реальность была такова – ему грозит длительный срок, соскочить с которого будет трудно, а следовательно, помирать придется не в теплой мягкой постели, а на твердой шконке или в тюремной больничке.
Вопрос подполковника давал ему реальную возможность значительно уменьшить срок заключения. Иосиф Францевич не стал бить себя в грудь и заявлять мусору, что он законник, чтит воровские понятия и ни при каких обстоятельствах не станет сдавать человека, сделавшего ему «правильную ксиву». Старый вор решил поторговаться
