Он даровал «достославнейшей императрице Елизавете Петровне, величайшей на всем свете монархине». Генералисимус выражал радость по поводу того, что снова обрели они «несчастные червяки» всемилостивийшую и державнейшую императрицу в лице Екатерины. Какими только эпитетами не славословил он новую государыню, как только не принижал свое достоинство. О свободе не просил. По крайней мере, эта просьба высказана не была явно.
Настоящей целью письма было напомнить новому правителю о своей семье и бедственном положении. Возможно, разжалобить. И тогда, кто знает, может и настанет неожиданный день свободы. Но формальной причиной письма выбрал Антон Ульрих ходатайство о дозволении обучать детей. Как следует из строк Брауншвейгского принца, его сыновья и дочери уже «почти достигли своего полного возраста, и некоторые из них страдают разными болезнями, и ничего не знают о Боге и Его святом Слове». Утверждал, что несмотря на то, что дети ходят в церковь, но там они «смотрят и слушают, ничего не понимают». Сам он, как сообщает, стар, слаб, болен, не в состоянии учить.
Екатерина не стала поддаваться на эту игру в экивоки, она ответила по существу дела. Вовсе не про учение, а про их положение. Сообщила, что давно имеет жалость по этой фамилии, но пока «избавление соединено с некоторыми трудностями», и ей требуется время. Пока же обещает «стараться облегчать заключение». Такой яркой надежды за все прошедшие два десятка лет никто никогда им ещё не дарил.
Вопрос этой семьи действительно занимал императрицу в то время. Уже 17 ноября 1762 года была составлена и передана генерал-майору Бибикову секретная инструкция[186]. Александру Ильичу следовало отправиться в Холмогоры и встретиться там с Антоном Ульрихом. Предложить пленному принцу возможность, дарованную ему по человеколюбию, выйти на свободу. Объяснить также надо было, что, исходя из «государственных резонов, которые он по благоразумию своему сам понимать может, дети с ним отправиться не могут. Но если он всё же предпочтет уехать, то сыновья и дочери принца будут содержаться достойно и при первой же возможности приедут к нему. Екатерина в инструкции призывала Бибикова всячески обнадеживать Антона Ульриха, убеждать, что всё делается ради того, чтобы скорее его и детей от злоключений избавить. Но это еще не все. Переговоры были лишь первым заданием.
Вторым, может быть, более важным было поручение оценить, как мыслит пленник, а особенно какие нравы и понятия у детей. Ведь, напомним, сам Антон Ульрих не имеет никакого политического значения. Его и выпустить не опасно. Анны Леопольдовны больше нет, новых детей, имеющих права на престол создать не сумеет. А вот Елизавета, Екатерина, Петр и Алексей – наследники по завещанию Анны Иоанновны, пусть оно много раз и нарушено, но всё же официальный и весомый документ. Бибикову надлежало изучить весь быт семьи: где живут, чем питаются, в каких занятиях проводят дни.
Знала Екатерина, что не согласится принц уехать без детей, а потому и наказала своему посланнику в таком случае пожелать Антону Ульриху набираться терпения оставаться в нынешнем состоянии до тех пор, пока не появится возможность и детей его освободить.
Бибиков выполнил всё порученное. Принц уезжать в одиночку отказался, а наблюдений о Брауншвейгском семействе Александр Ильич привез императрице столько, да такого живого характера, что чрезвычайно ее разозлил. Например, он очень тепло отзывался об уме и талантах тезки государыни – Екатерины Антоновны, которая умудрялась их проявлять несмотря на обретенную в день переворота глухоту и сопутствующее косноязычие. Бибиков, не желая того, показал, что держит взаперти императрица простых, невинных беззащитных и добрых людей. Ему даже пришлось на несколько месяцев удалиться с глаз подальше, под Рязань, чтобы не навлечь на себя гнев и опалу.
Его последние годы
В правление Екатерины Иван Антонович прожил всего два года. Она ничуть не облегчила его содержание. Да и с чего бы ей делать это, когда имя его вновь всплыло в народе. Резкий, спорный и нелогичный приход к власти новой правительницы вызывал большие недовольства. Канувший в Лету Петр Федорович тоже восторга не вызывал, чтобы уж слишком по нему печалиться. Потому и вспомнили о законном, обиженном императоре Иване. Прусский посол Гольц писал императору Фридриху донесения о мятежниках, которые были недовольны тем, что Екатерина извела мужа, захватила власть, притворяется набожной, а сама смеется над религией. Толпа является периодически ко дворцу, требует встречи с императрицей. Иногда выходит и сама, иной раз передает подачки. Неспокойна и гвардия, за исключением Измайловского и конного полков. Открыто ведутся в народе и среди солдат разговоры, что надо бы государем сделать Ивана.
Разные ходили слухи, например, в 1763 году солдат Кирилл Соколов[187] зачем-то стал распространять непроверенную информацию, что Иоанн Антонович живет теперь в Москве, и на его сторону уже перешел Преображенский полк. Все подобные разговоры несли в себе зачастую не просто мысль о возможных политических изменениях, но о некоем содержании выгоды. Стремящийся к власти правитель непременно должен наказать неугодных народу людей у власти, а простым людям дать, скажем, денег в виде прибавки к солдатскому жалованию или в другом каком выражении.
Эти разговоры приводили к тому, что ужесточалось содержание узника. За ним были еще прочнее закреплены надсмотрщики Власьев и Чекин, те самые, что изводили его и издевались всячески. Только им дозволялось получать медицинскую помощь в случае болезни. По инструкции[188] караульным можно было приглашать лекаря, но чтобы в этот момент «безымянный колодник» был изолирован. А вот если сам Иван заболеет, то здесь допускать несогласованного императрицей врача не дозволялось, но ведь согласованного тоже не было. Зато имелось другое распоряжение, которое косвенно отвечает на вопрос о поисках путей выздоровления. Сказано, что если «занеможет опасно» и не будет надежд на выздоровление, то следует призвать священника, чтобы исповедовал и причастил. Стало быть, если занеможет не опасно, то в принципе никаких мер принимать не надо. Для человека, содержащегося в крепости в непростых условиях, это фактически расширение ворот, через которые он может покинуть сей бренный мир. Вроде никакого преступного действия нет. Просто человек умирает от болезни. А отказ от предоставления врачебной помощи – так это еще доказать надо, да и никто не будет доказывать. Ведь никто явно не поставил в упрек Екатерине смерть во время родов её первой, нелюбимой снохи. Бытовали слухи, что императрица приказала врачам не сильно упорствовать в помощи жене Павла, оттого и не смогла женщина перенести родов. Но случай с Натальей Алексеевной недоказуем, а Иван Антонович умер совсем по другим причинам, не по болезни, потому и не можем мы Екатерину обвинить, что ей свойственен такой метод устранения неугодных родственников.
Была у правительницы и альтернативная версия будущего для узника. Караульным надлежало вести такие диалоги с заключенным, чтобы подвигнуть
