заканчивал уже в Америке.
Единственное, что Хайзаров вывез из Москвы и сохранил на долгие годы, это восторженная, на грани обожания любовь к Франции. Где-то классе в четвертом-пятом в руки Кеши попала книжка с мушкетерским романом Дюма. Прочитав ее, школьник «заболел» Францией навсегда. Он буквально бредил Парижем, Лувром, Сеной и всем тем далеким и прекрасным, о чем он прочел на страницах знаменитого романа. Викентий даже попытался, втихаря от всех, самостоятельно освоить французский язык.
Когда родители сообщили Викентию, что они навсегда покидают Советский Союз, фактически поставив своего единственного сына перед фактом, тот такому повороту событий неожиданно воспротивился. Кешу, в принципе, все в его школьно-пионерском существовании устраивало, о другой, заграничной жизни он имел довольно туманное представление, и переезд на другую сторону земного шара его пугал. И вот тут ключевым моментом оказалась его любовь ко всему французскому и родительский аргумент о том, что, будучи гражданином любой страны, находящейся вне сферы действия Варшавского договора, Викентий сможет совершенно свободно поехать во Францию, когда он того захочет, в то время как оставшись в Союзе, о такой перспективе можно было только мечтать.
Окончив американскую школу, Викентий Хайзаров, к великому огорчению родителей, несмотря на имеющиеся у него способности, музыкантом стать не пожелал. Учебу в колледже он тоже посчитал для себя лишней. Выяснилось, что Викентий от природы наделен редким даром нравиться людям. Он с необыкновенной легкостью втирался в доверие к самым разным представителям американского общества: от домохозяек и водителей такси до финансовых брокеров и строительных подрядчиков. Способностями своими Хайзаров вовсю пользовался, с завидной энергией пускаясь в различные коммерческие авантюры, привлекая в компаньоны самых разных людей, которых он смог уговорить вложиться в его проекты. Чем только Викентий Львович не занимался… Он торговал подержанными автомобилями, пробовал себя в биржевых спекуляциях, занимался недвижимостью, продавал страховки… Однако, обладая даром убеждения, Викентий Хайзаров оказался напрочь лишенным коммерческой жилки, а потому все его предпринимательские начинания оказывались, за редким исключением, убыточными и в конце концов лопались одно за другим как мыльные пузыри. Но несмотря ни на что, Викентий Львович был великим оптимистом и не терял надежды ухватить за хвост американскую мечту. Невзирая на неудачи, он верил, что в один прекрасный момент он придумает такое дело, которое даст ему возможность разбогатеть, причем быстро и, по возможности, без лишних хлопот.
Так вышло, что жизнь Викентия Львовича, состоящая из скорых взлетов и частых падений, не особо располагала к далеким путешествиям, но свою детскую мечту он не забыл и надеялся, рано или поздно, осуществить поездку в любимую Францию, а если получится, то и пожить там некоторое время. Он даже заставил себя достаточно основательно выучить французский. Но с путешествием пока что все никак не складывалось.
Мечта осуществилась не скоро. В Париж Хайзаров прилетел уже сложившимся тридцатипятилетним мужчиной и был предсказуемо разочарован. Конечно, он ждал от Франции большего; восторженные детские представления о стране замков и винограда, почерпнутые в основном из книг, оказались далеки от реальности. Но в целом поездка Викентию Львовичу понравилась. Он, не торопясь — улица за улицей, музей за музеем, исследовал французскую столицу, собирался посетить и другие города, а если останется время и деньги — отправиться в путешествие по средневековым замкам. Торопиться назад в Нью-Йорк было незачем, там его никто, кроме разочарованных компаньонов, не ждал.
И вот настал тот самый день, который, в общем-то, не склонный к мистике Хайзаров посчитал для себя судьбоносным. С раннего утра он обошел несколько достопримечательностей Парижа, пообедал на открытой веранде очаровательного кафе и решил пройтись до отеля пешком. Оказалось, что Викентий Львович неправильно рассчитал расстояние, и отель оказался дальше, чем он думал. Отмахав несколько километров по достаточно рельефному району Парижа, Хайзаров утомился, а тут еще дождь стал накрапывать. Викентий Львович решил передохнуть и толкнул первую попавшуюся дверь под старинной вывеской. Маленькое помещение, куда он попал, оказалось забитым всевозможной пыльной рухлядью крохотным антикварным магазинчиком. Как только раздался звук привязанного к двери колокольчика, из глубины комнатки, шаркая ногами, показался сгорбленный аккуратный старичок в суконной курточке с расчесанным на прямой пробор венчиком седых волос и пышными усами того же оттенка благородной седины.
— Здравствуйте, — скрипучим голосом сказал старик на скверном английском языке. — Чем я могу вам помочь?
— Добрый день, — ответил по-французски Хайзаров. — Да вот, зашел полюбопытствовать…
— Вы говорите по-французски… — расцвел хозяин магазина. — Прошу вас, проходите. Буду рад вам все показать. Вы откуда приехали?
— Из Нью-Йорка.
— Значит, американец… Но акцент у вас необычный. Вы, наверное, поляк?
— Вообще-то я русский, — ответил Хайзаров, — хотя на самом деле я еврей…
— Поразительно! — всплеснул руками старичок. — Второй раз за мою долгую жизнь такой случай: ко мне в лавочку пришел приехавший из Нью-Йорка русский еврей!
— Что ж тут удивительного? — не понял Хайзаров. — Много евреев уехало в Америку из Советского Союза, а еще раньше — из России.
— Но того человека я запомнил на всю жизнь. Впрочем, это долгая история…
Викентий Львович глянул через витринное стекло на мокрую от дождя улицу и сказал:
— А я никуда не тороплюсь; с удовольствием послушаю.
— Тогда присаживайтесь вон на ту банкетку (она, кстати, времен Директории) и слушайте…
Антиквар, не торопясь, поудобнее устроился в глубоком кресле, стоящем за миниатюрным прилавком, и начал рассказывать:
— Мой дед и мой отец, а потом и я сам содержали ломбард на Монмартре. Публика здесь всегда была богемная, то есть талантливая, но небогатая. В ломбард часто заглядывали. Если бы вы знали, какие картины закладывали в этом самом месте… А какие подписи стояли на этих картинах… Да что там говорить! Теперь времена другие: настоящие художники перебрались на Монпарнас, а здесь, на Монмартре, остались только халтурщики, рисующие портреты туристов за сотню франков.
— Зато теперь здесь много туристов, — заметил Хайзаров.
— Да, туристов хватает, — согласился антиквар, — но им не нужен ломбард. Им подавай сувениры. Пришлось мне закрыть дело, которое основал еще мой дед, и на старости лет торговать магнитиками на холодильник.
— Но помимо магнитиков, у вас же здесь полно интересных вещей, — заметил Хайзаров.
— А что толку, я вас спрашиваю?! — сердитым голосом отреагировал старичок. — Вы бы видели этих приезжих! Разве они понимают толк в старине?! Они хотят
