и не иначе следует принимать [игру], чем сон, пищу, питье и другое, что восстанавливает и укрепляет силы, иначе она неблагоприятна, как и другое, что делается не в свое время.
Второй закон – с кем следует играть. Ведь подобно тому, как, предпринимая путешествие или идя на пир, тщательно смотришь, кто будет твоим сотрапезником или спутником, так и в игре надо обращать внимание, с кем играешь, чтобы были люди тебе известные, ведь от неизвестных – большая опасность. И верна пословица Плавта: «Волк человеку человек, тем более незнакомый» [308]. Пусть они [игроки] будут дружелюбными, веселыми и товарищами, с которыми не будет опасности поссориться, подраться или что-либо сделать, или сказать позорное, а также непристойное. Пусть не будет хулы на Бога или клятв, [а] в словах мерзкого, чтобы не передавалось от общения твоим нравам ничто дурное и постыдное. Наконец, пусть не будет тех, которые принесут в игру другие намерения, нежели твои. Разумеется, пусть душа от работы успокоится и получит облегчение.
Третий закон – в какую игру [играть]. Прежде всего отмечаю, ведь если игра неизвестна, то не может быть удовольствия ни для игрока, ни для партнера, ни для зрителей. Затем, пусть игра одновременно укрепляет душу и упражняет тело, насколько позволяет время и здоровье. В противном случае пусть будет игрой, в которой не все может чистая случайность, пусть в ней присутствует также и опытность, которая может случай исправить.
Четвертый закон – с каким залогом. Без всякого залога [играть] безвкусно и очень быстро надоест; и не играть с таким большим [залогом], который при самой игре будет тревожить душу, а если окажешься побежденным, будет терзать и мучить. [Тогда] это не игра, а пытка.
Пятый закон – каким образом [играть]. Прежде чем сесть за игру, подумай, пришел ли ты, чтобы оживить душу, в случайность (риск) чего ты вложил немного монет, то есть ты купил отдых от усталости. Подумай о том, что есть жребий, [а он] разный, неясный, неустойчивый, общий; поэтому никакая несправедливость тебе не чинится, если проиграешь, так что переноси это со спокойной душой, не омрачай лица, и пусть печаль не разливается по нему, не разражайся злословием и бранью или против партнера, или против кого-то из зрителей. Если извлечешь пользу, не будь чрезмерно насмешливым по отношению к партнеру. Одним словом, во всей игре будь приветливым, веселым, дружелюбным, любящим пошутить: балагурить да острить. Не давай никакого одобрения обману, скаредности или алчности. В споре не будь непримирим, менее всего приноси клятву, помни, что все то дело (даже если бы ты имел наилучший повод) не является столь важным, чтобы приводить в свидетели имя Господа. Вспомни, что зрители – как судьи игры, если они что-то объявят, уступай (признай), не проявляя никакого знака неодобрения. При таком способе игра становится и удовольствием, и приятным свободным воспитанием хорошего юноши.
Шестой закон – как долго следует играть. [До тех пор] пока ты почувствуешь, что душа уже обновлена и восстановлена к работе и время зовет к серьезному делу. Кто сделает иначе, кажется, поступает дурно. Если вы пожелаете, квириты, приказывайте [309].
Боргия. Так, как он предложил.
XXIII. Внешний облик человека
Дурерий, Гринеус, Велиус [310]
Дурерий. Уходите отсюда, ведь хорошо знаю, что вы ничего не купите. И вы мешаете тому, чтобы [сюда] пришли собственно покупатели.
Гринеус. Напротив, мы хотим купить, только назови хотя бы цену с учетом нашего желания и определи сам время [для изготовления], или напротив, мы – время, ты – цену.
Дурерий. Прекрасная торговля, мне нет никакой необходимости в таких пустяках.
Гринеус. Чей это портрет и сколько просишь?
Дурерий. Это образ Сципиона Африканского [311], и прошу 400 сестерциев или немного меньше.
Гринеус. Словом, прошу тебя, прежде чем ты продашь его нам, мы исследуем технику живописи, а этот Велий – наполовину медик, очень опытен в [знании] человеческого тела.
Дурерий. Теперь понимаю, что вы меня сбили с толку, но между тем, пока нет никаких покупателей, болтайте сколько будет угодно.
Гринеус. Ты называешь болтовней опытность в твоем искусстве, что бы ты сказал относительно других?
Велиус. Прежде всего, ты макушку (vertex) покрыл многими и ровными волосами, в то время как макушка называется как бы водоворотом (vortex) от волнистого круга волос (a vertendis capillis), как мы видим в реках, когда вода клубится.
Дурерий. Глупец, ты не учитываешь, что Сципион был плохо причесан по обычаю тех времен?
Велиус. Передняя часть головы (brechma) криво изогнута.
Дурерий. Воином он был ранен при Требии, когда спас отца [312].
Гринеус. Где ты читал об этом?
Дурерий. В утраченных Декадах Тита Ливия [313].
Велиус. Виски слишком набухшие.
Дурерий. Впадины были бы знаком безумия.
Велиус. Я хотел бы видеть затылок.
Дурерий. Поверни доску.
Гринеус. Почему среди прочих изречений Катона им было сказано: лоб впереди затылка? [314]
Дурерий. Сколь вы тупоумны! Разве в любом человеке ты не видишь раньше лоб, чем затылок?
Гринеус. Я вижу раньше некоторых повернувшихся спиной, чем обращенных лицом.
Дурерий. И я охотно, таких покупателей [как вы] и воинов.
Велиус. Катон думает, что в заботе о делах присутствие господина лучше, чем отсутствие.
Между прочим, почему свисающие на лоб пряди волос столь длинны?
Дурерий. Ты говоришь о прядях волос, спускающихся на лоб (capronae)?
Велиус. Да.
Дурерий. Он не имел много месяцев цирюльника под рукой [315], как в Испании.
Велиус. Почему ты сделал волосистой эту безволосую [часть] (glabella) [316], вопреки подлинному значению слова?
Дурерий. Сам выдерни волосы щипчиками для удаления волос.
Велиус. И волосы, выступающие снаружи ноздрей. Но ты со своей изворотливостью (ловкостью) вину с себя возлагаешь на цирюльника.
Дурерий. Невежды, вы не обращаете внимание на то, что такими были нравы того века – суровые, печальные, простые.
Велиус. А ты, неопытный, не читал, что тот Сципион был в свое время славнейшим и образованнейшим из всех и любящим изящество?
Дурерий. Он изображен, когда жил в изгнании в Линтерне [317].
Гринеус. Эта бровь большая и соответствует [жителю] Лация [латинянину]; глазное веко слишком впалое и щеки (genae) опущены, опавшие.
Дурерий. Из-за лагерных бдений.
Гринеус. Ты не только живописец, но и ритор очень опытный в отклонении вины.
Дурерий. А вы, насколько я понимаю, в обвинении.
Велиус. У него слишком раздутые скулы и губы.
Дурерий. Он трубит в боевую трубу.
Гринеус. И ты трубил в бокал, когда рисовал это.
Велиус. Мало того, в утробу.
Но о другом; ты, покрыв его волосами, почти не пририсовал никаких ресниц.
Дурерий. От болезни они выпали.
Гринеус. От какой болезни?
Дурерий. Спроси у его врача.
Гринеус. Разве теперь ты не понимаешь, что из-за такой твоей неопытности надо извлечь [за покупку] из суммы 100 сестерциев?
Дурерий. Напротив, из-за вашей пустой болтовни и вопросов, до того назойливых, надлежит добавить
