несчастно сидевший на корточках около вонявшего супа из волчьего черепа, встал, натянул короткий плащ, взглянул на Гиллу — тот был занят собственными мыслями — и пошел в том же направлении, что и собака.
Мальчик был голоден и зол на своего мастера за бесконечные оскорбления. «Мне нужна еда. Неужели он это не понимает?» Живот бурчал, эхо отдавалось в пустых костях. Несмотря на дождь, в воздухе пахло древесным дымом, и этот запах заставил его подумать о хрустящей свинине, поджаренной на костре. Он держался за собакой, скользя по скользкому дерну там, где пес подходил близко к реке, и пробивался через боярышник и терн, слушая глухой шум дождя, бившего по весенним листьям деревьев.
Собака пересекла ручей прямо перед Черномаркером, и они оказались около насыпи, окружавшей захваченную демоном деревню. Секунду или две мальчик сидел под кустом, глядя сквозь орешник на идущую танцующей походкой фигуру мастера, обходившего высокую стену.
Волкоглав только однажды оглянулся, но, похоже, не увидел ничего, и исчез внутри. Спустя несколько мгновений земля содрогнулась, деревья на насыпи изогнулись, заворчали и потянулись к мальчику. Глаза Черномаркера расширились от потрясения и страха, и он быстро отступил к реке.
Собака поймала водяную крысу и вгрызалась в обмякшее коричневое тельце, не спуская жестокого угрожающего взгляда с мальчика: не подходи.
Замерзший Черномаркер съежился под деревом. Собака выла, доедая крысу, потом зарычала. Еще несколько мгновений, и она полностью сжевала маленькую тварь.
— Неужели даже хвоста не оставила? Проклятая тварь. — Он ткнул в собаку веткой. Собака спокойно поглядела на приближающееся оружие, и дерево ткнулось ей в голову. Вот тогда она встала и мягко ступая подошла к мальчику. Черномаркер вытянул руки и собака схватила запястье, сомкнув зубы на обнаженном теле, но не укусила.
— Кусай, — сказал Черномаркер. — Пусти кровь. Покажи свою независимость. Не будь как я — я слишком большой трус, чтобы сразиться со своим мастером.
Но дикая собака стала дикой не так давно, она еще помнила об огне и обществе людей. И она посмотрела на Черномаркера внезапно смягчившимися глазами.
Отпустив мальчика, она побежала через лес к земляной стене и перекошенной изгороди. Дождь барабанил по земле. В воздухе мелькали фигуры и призрачные образы. В лесу кто-то двигался; Черномаркер скорее чувствовал это, чем слышал. Он пригнулся, чувствуя, как по нему бегут мурашки, кожа на теле натянулась. Ливень хлестал, не переставая. Все его чувства мальчика, с лица стекала мягкая вода.
По лесу скакал всадник. И еще что-то прокладывало себе путь, совсем недалеко… Собака находившая под открытым небом, повела себя странно: она стала бегать кругами, словно ловя свой хвост, но, казалось, что-то вынюхивала. Потом прыгнула в воздух, вытянув лапы, упала и опять прыгнула, словно билась в закрытую дверь или пыталась подняться по крутому склону насыпи.
Собака посмотрела на Черномаркера. Потом повернулась и побежала вокруг деревни, визжа и лая, совершенно обезумевшее животное, потерянное и испуганное. Она опять прыгнула в воздух и упала, очень удивленная; похоже она что-то видела.
— Что ты видишь? — тихо спросил мальчик.
Собака не шевелилась. Она подняла спину, шерсть встала дубом. Зарычав, она неловко и странно попятилась. Потом отчаянно гавкнула, опять побежала вперед, прыгнула и упала на мокрую землю, царапая лапами воздух.
Мгновением позже Черномаркер услышал за спиной внезапный шум. Мальчик быстро обернулся и, попятившись на открытое место, увидел, как густые перепутанные заросли за ним раздалась и появилось огромное лицо, лицо собаки — из пасти чудовищной гончей сочилась слюна, похожие на ножи зубы сверкали.
Тварь прошла через лес, шагая как лошадь и расталкивая деревья, и не обращая внимания на застывшего, разинувшего рот мальчика. Она помечала территорию, и от нее пахло жестокостью и мочой — острый противный запах, исходивший от ее гигантских боков. За ней шел гигантский человек, полувооруженный, в килте и северном шлеме. Он взглянул на сжавшегося писца, потом натянул веревку, державшую огромную гончую.
— Кюнхавал, — выдохнул Черномаркер и тяжело осел на землю, когда человек и чудовищный зверь прошли через ворота не в деревню, а в ад; они скользнули в дождь, в никуда — только что они были здесь, а в следующее мгновение исчезли.
Дикая собака взбесилась. Она выла и каталась, ударяя лапами по воздуху, ее тело сгибалось и извивалась. Похоже, она умирала. Черномаркеру даже показалось, что он слышит треск костей. Неужели ее раздавила нога исчезнувшей гончей, собаки-демона?
— Кюнхавал. Великая Гончая… — снова прошептал мальчик. Он вспомнил сказки о животных, которые в монастыре рассказывали детям.
Кюнхавал, гончая из подземного мира, бегает на поводке своего хозяина-воина, великого рыцаря. И Волкоглав рассказывал ему об этом создании, но по другому поводу: он объяснял что надо делать, если хочешь увидеть преисподню. Маска Кюнхавала — вот способ увидеть бег охотничей собаки в царстве призраков.
Мальчик подошел к умирающей собаке. Вся ее дикость исчезла. Глаза потускнели, как и ее рассудок; быть может, она бежала вслед за Кюнхавалом в другой мир.
— Что ты видишь? — прошептал Черномаркер в мокрое ухо. — Хотел бы я знать, что ты видишь? — Дыхание собаки становилось все слабее и, наконец, остановилось. Черномаркер какое-то время гладил мертвую голову, вытащил тело на поляну, вынул нож и быстро снял шкуру с ее лица, сделав сначала разрез вокруг шеи, а потом расколов жестокую плоть на голове. Вспомнив, что делал в таких случаях Волкоглав, он очистил лицо собаки и соскреб кровь с грубой шкуры. Он сделал рамку из веток, связал их плющом и привязал свежую маску к грубому основанию.
Потом, нервно и осторожно, надел маску. Выйдя на открытое место, он посмотрел на на деревню и мир глазами дикой собаки, глазами Кюнхавала, Охотника из Преисподней.
Какое-то время он молчал, а потом заорал и стал бить воздух перед своим лицом.
Он оказался в замкнутом, почти лишенном воздуха месте и прыгал в яркую раскрашенную дверь; лапы ударялись о дерево, тело билось о мягкую материю, покрывавшую коридор, в котором он бродил, бушевал, скулил… и прыгал. И слышал голос, сначала жалобный, потом истерический: «Я хочу мою собаку.
