запер-реть то, что и без того спит в своем укр-рытии. А еще этот дом… Я никак не мог к нему подобр-раться.
Дора сочувственно вздохнула, хотя едва ли понимала, в чем дело. Просто сил удивляться и думать уже не было.
– Иногда мне удавалось отвадить его на десять или двадцать лет, но потом это начиналось снова.
Ворон снова нахохлился, но теперь сердито, досадуя:
– За тысячу лет я так и не понял, как это победить. Не знаю даже, отчего выбр-рали меня, а не кого-то еще. Я… толком не помню, что я делал человеком, но едва ли во мне было что-то особенное.
Он весь поник и теперь смотрел печально. Дора хотела было погладить его, но подумала, что это будет неловко.
– Будет глупо спрашивать, но могу ли я чем-то помочь? – предложила она мягко, и ворон перевел взгляд на нее. В глазах-бусинках мелькнуло что-то веселое.
– С этим – едва ли, – ответил он. – Но если ты позволишь остаться здесь на некотор-рое вр-ремя и покор-рмишь… Я тоже буду тебе благодар-рен.
Дора устало улыбнулась.
– Гостиная в твоем распоряжении.
Она подумала, что это все, конечно, очень странно и происходит будто бы не с ней, да и только. Теперь уже пусть будет как будет, но лучше бы – с хорошим концом.
Когда Дора выходила из комнаты, то обернулась посмотреть, где устроился ее новый гость. Он так и спал среди подушек, чуть склонив голову, и ей почему-то стало тепло на душе.
Наутро Дора сперва даже забыла, что не одна. Лежала в постели, то читала, то листала новости, то переписывалась, пока в дверь не постучали.
– Хотелось бы поесть, – сказали ей оттуда. – У птиц с этим немного иначе, чем у людей.
Дора хлопнула себя по лбу и отложила телефон. Где-то в глубине души она, видно, надеялась, что ей это все приснилось, но нет. И теперь Дора завтракала, глядя на клюющего напротив мясо ворона.
– Как тебя зовут? – спросила она, когда молчание стало затягиваться.
Ворон удивленно посмотрел на нее.
– Мне не нужно имя, – произнес он. – Но если тебе неудобно, зови меня как есть – вор-роном. В этом нет ничего такого. А ты Дор-ра, так ведь?
Дора кивнула, не став спрашивать, откуда он знает. Если он и правда жил тут столько времени, то уж точно слышал.
– Я пока поживу с тобой, здесь или на чер-рдаке – посмотр-рим. Не хочется посвящать слишком много людей в наши дела. К зиме, если я ничего не пр-ридумаю, это снова уснет…
Ворон ненадолго взлетел, пересек кухню от окна к двери и назад, вернулся на место.
– Оно будет пр-риходить вновь и вновь. Каждую р-растущую луну оно набир-рает силу и каждое полнолуние обладает особой властью. Луна давно р-растет, и полная луна… на днях, не так ли?
Дора со вздохом кивнула.
– Это совсем плохо, да? – спросила она немного испуганно, и ворон задумчиво качнул головой.
– Не в пер-рвый раз, но еще не было случая, чтобы я не боялся, что не сумею с ним сладить. Что погибну, а вслед за мной – и все вокр-руг. Это др-ревняя и злая сила, жадная до кр-рови и гор-ря. Она не знает ни пощады, ни жалости, ни мер-ры. Она умеет только убивать и вытягивать жизни, плести болезни и беды. Пр-режде люди пр-риносили ей дар-ры, чтобы задобр-рить, и камни святилища всегда были сыты, как и это. Но со вр-ременем люди забыли, что нужно делать, стали вер-рить в др-ругое или не вер-рить вовсе, и теперь оно вынуждено кор-рмиться само.
Эти слова прозвучали так мрачно, что Дора поежилась. Никогда прежде она не слышала об этом месте ничего такого. «Да и не пыталась узнать», – признала она про себя. Но, видно, стоило.
– Но ты не бойся. Я думаю спр-равиться – всегда справлялся. Только бы знать, как навсегда от него избавиться.
Ворон замолчал, наскоро закончил с мясом, затем уселся на подоконник и принялся чистить перья. Дора же поймала себя на мысли, что покуда нигде больше не видела тень, с тех пор как ворон выгнал ее из дома.
Она как ни в чем не бывало убрала стол, позвонила маме и даже вышла подмести дорожки от остатков листьев. Ворон не беспокоил ее: летал по дому или сидел в подушках, размышляя о своих делах. С ним Доре было куда проще, и она изредка проверяла, как он там.
Между тем день шел как обычно, и Дора понемногу стала забывать то, что с ней случилось. Воспоминания о тени, о том, что она творила, теперь казались далекими и пустыми. Теперь Доре казалось, что зря она так волновалась, что слишком много себе надумала и потому испугалась. Она не стала делиться этим с вороном, но боялась, что зазря потревожила и его. Хотя, кажется, он сам прилетел?
Дора решила просто сосредоточиться на том, что делала всегда, – это часто помогало.
Но когда она протирала пыль на полках в дальних комнатах, из рамы на нее снова посмотрела тень.
Теперь Дора была не одна и только глубоко вздохнула, не давая себе паниковать.
– Ворон! – крикнула она, и тень явственно съежилась, разозлилась – так Доре привиделось. Почти тут же в дверной проем влетел ворон и бросился когтями на тень, пытаясь вцепиться туда, где должно было быть лицо. Несколько мгновений они боролись, и тень все-таки пропала, растворившись в воздухе.
Ворон же устало сел на раму.
– Оно становится сильнее. Надо тор-ропиться, – сказал он больше сам себе. – Хор-рошо, что ты меня позвала. Иначе могло быть и хуже.
Дора оглядела раму.
– Но ведь днем луны нет, – заметила она. – Да и ночью она часто закрыта облаками… Что такое?
– Далеко не все боится солнца и вообще – света, – прокаркал ворон задумчиво. – А что до облаков, то хотя бы часть ночи луну видно и оттуда – я пр-ровер-рял. Тоже думал, что обойдется, но не обошлось. Жаль, что я не так силен, чтобы нагнать достаточно туч на нее и удер-рживать их всю ночь.
Дора бережно коснулась его крыла, и ворон легонько боднул ее ладонь.
– Ничего, я что-нибудь пр-ридумаю, – пообещал он, мрачно глядя в окно. – Не могу я это пр-росто так оставить. Это мой долг.
– Скажи, – начала Дора неловко. – А… а ты делаешь это только ради… долга? Ты разве не хочешь стать человеком?
Тут же она мысленно обругала себя за такой вопрос: а вдруг ему было больно об этом говорить?
Ворон и правда замер, затем закрыл голову крылом и сидел так несколько минут. Дора виновато взглянула на него, снова неловко коснулась крыла и наконец погладила. Ворон безвольно подставился под пальцы.
– Хочу, конечно, – ответил он наконец. – Не было ни дня, чтобы я об этом не думал. Я ведь не желал этой доли. Никто не желает. И уж точно я не желал жить тысячу лет, все помнить и видеть… Но что имею.
В его черных глазах плескалась мучительная тоска, и Дора осторожно забрала его на руки. Он казался совсем легким, и она даже удивилась. Ведь, прогоняя тень, он становился таким огромным… Но, может, это тоже было сродни колдовству – а здесь творилось колдовство. Дора подумала бы, что, может, кое-что и похуже, но это слово нравилось ей куда больше.
– Я устал. Отнеси меня назад, – попросил ворон. – Да, нагнать облака кажется неплохой идеей… Но сила… Я не умею поднимать такой ветер-р и уж точно не смогу удер-рживать его всю ночь.
Дора задумчиво пожала плечами: ей это все и вовсе было чуждо.
– Мы что-нибудь придумаем, – сказала она ободряюще. – Правда… я про это все немного знаю, конечно…
Ворон только коротко взмахнул крылом.
Остаток дня и часть вечера он продремал в подушках и проснулся, только когда Дора в очередной раз говорила с родителями. Ворон не мешал ей, только слушал, а потом снова уснул.
Но в доме все равно было тихо и спокойно, и даже вышедшая на небо луна их не тревожила.
Это, видимо, тоже спало или искало силы: наверное, ворон его изрядно потрепал. Дора не стала его об этом спрашивать, просто занималась своими делами.
А когда ночь стала такой глубокой, что сквозь нее не было видно даже звезд, ворон позвал
