думала о том, что она появилась тогда же, когда в дом попало перо, но выкидывать его не стала. Почему-то ей это казалось неправильным.
Когда сумерки снова укрыли поля и лес и теперь заглядывали в окна, Доре стало страшно. Она включила везде яркий свет, даже хотела разжечь камин, но не управилась с трубой. Ничего не помогало. Страх сковывал изнутри, проникая везде, и Дора даже не могла сосредоточиться на книге.
Мысли то и дело возвращались к тени. Теперь она, казалось, следовала за Дорой по пятам. Теперь Дора вспомнила: она видела ее и в разных зеркалах, и на нескольких фотографиях, и даже в отражении старого чайника, когда перебирала коробки наверху. Но стоило появиться ворону – а Дора думала, что это ворон, – и все пропадало.
Она невольно подумала про птицу, которую видела утром. Едва ли это было ее перо – кто знает, но почему-то Доре хотелось, чтобы птица последовала за ней.
Дора снова пожалела, что у птицы есть свои дела, и решила, что пойдет к себе пораньше.
«Глупо это. И ведь я давно выросла, а вижу тени и воронов, боюсь этого всего».
В другое бы время это помогло, но теперь Дора в глубине души знала: это все произошло с ней наяву.
И когда она сделала первый шаг по лестнице, где-то в доме будто бы в ответ раздались шаги.
Дора невольно коснулась пера, пошарила по комоду – там она теперь держала газовый баллончик. Шаги повторились и теперь, кажется, приблизились. Скрипел пол. Свет почему-то стал тусклее и теперь мигал, грозясь и вовсе погаснуть, и Дора испуганно замерла, обнимая себя за плечи.
Шаги, казалось, прошелестели мимо нее, а затем остановились. Теперь Дора ясно видела, как в полутьме постепенно возникает перед глазами уже знакомая высокая тень. Как оборачивается, густея, и смотрит прямо на нее, а затем медленно делает шаги навстречу.
Дора снова задела пальцами перо, и тень дрогнула, отступая в сумрак прихожей.
И тогда Дора помчалась по лестнице, прыгая через ступеньку.
Внизу что-то загремело, лестница скрипела, но ближе к коридору, бил о крышу дождь. Стены содрогались, точно кто-то качал дом, из шкафов в гостиной кое-где явно попадали книги. Послышался стук разбитого стекла. Дора заперла дверь, забилась в угол и зажала уши. Только бы пережить ночь. Только бы дождаться позднего осеннего рассвета, первых лучей слабого солнца.
Снизу донеслось злое шипение, и Дора всхлипнула от страха, накрываясь одеялом, хотя едва ли оно могло ей помочь.
Неожиданно стало тише, только теперь отчетливо слышались приглушенные звуки ударов. Дора сначала не двигалась, боясь привлечь внимание, но потом все же решила спуститься.
Если бы это была тень, то едва ли бы та успокоилась. А если есть и ворон…
Дора снова поймала себя на мысли, что все это глупо, что это просто старый дом и ненастная погода, но идти вниз было страшно. Она еле справилась с собой, сжала в руках перо и все же выглянула из комнаты на лестницу.
Никого. Звуки ударов, казалось, отдалились, и Дора снова включила на ощупь свет. Ненадолго ей почудилось, что в конце коридора что-то шевелится в темном углу, но оно почти тут же пропало.
Дора осторожно заглянула в гостиную: оттуда веяло холодом. И правда, одно из больших окон было открыто, а там…
В полутьме, слабо освещаемой луной, большая птица медленно оттесняла тень к подоконнику. Она била ее крыльями, вцеплялась когтями, метила клювом куда-то в грудь. Тень сопротивлялась, пытаясь схватить птицу, но все же отступала и наконец почти что вывалилась в открытое окно.
Дора завороженно замерла: от этого ей почему-то стало легче, а страх отпустил.
Птица меж тем обернулась, устало усаживаясь на спинку дивана, отряхнула перья и заглянула Доре в глаза.
Это был тот самый ворон, которого она утром повстречала на опушке в лесу. Дора обрадованно улыбнулась, приблизилась, и ворон как будто усмехнулся.
– Приятно, когда люди узнают. Для них все птицы на одно лицо. И уж тем более вороны.
Он чинно поклонился, и Дора едва слышно рассмеялась этой шутливой важности. Но ворон, кажется, был серьезен.
– Как удивительно: тебя совсем не смущает говорящая птица, – продолжал ворон.
Дора нахмурилась. Да, если тень и все прочее можно было списать на воображение, то вот это – вряд ли. Но оно совершенно точно происходило по-настоящему. Дора никак не могла себе это объяснить, но, верно, тут это и не нужно было. И она просто села рядом с вороном.
– Наверное, я должна вас благодарить.
– Едва ли кто-то пр-режде обр-ращался ко мне на «вы». Но лучше не стоит – не пр-ривык.
Ворон переступил с ноги на ногу, распушился, и Дора еле удержалась, чтобы не коснуться его. Наверное, это было бы совсем невежливо.
– Впр-рочем, я р-рад был помочь. Это совсем забывает о том, где его место, – заметил ворон устало. – Оно совсем р-распоясалось.
– Что-то я ничего не понимаю, – пожаловалась Дора. – О чем ты говоришь? Прежде здесь ничего такого не было. Я здесь почти с рождения, и… нам всем всегда здесь нравилось.
Ворон нахохлился, щурясь, качнул головой.
– Это и пр-равда хор-роший дом, пр-росто с ним пр-риключилась недобр-рая истор-рия.
Дора удивленно посмотрела на него.
– Я ничего такого не слышала. Нет, правда… Здесь всегда было хорошо, – возразила она.
– Стены вас действительно укр-рывают от всего, что могло бы вам навр-редить, но с тех пор-р, как ты подняла мое пер-ро… Что-то не так, вер-рно?
Ворон ходил туда-сюда по спинке дивана, и Дора со вздохом кивнула.
– Знаешь, я даже думала его выкинуть, но не решилась. Наверное, это было бы некрасиво.
– Это так. На самом деле оно давно набир-ралось силы и р-рано или поздно бы пр-роснулось… Так что даже к лучшему, что я обр-ронил пер-ро, а ты нашла. Тепер-рь я хотя бы могу тебя защитить, а то пр-росто так в дом не попадешь.
Дора удивленно посмотрела на него, и ворон весело закаркал:
– Птицы в доме к несчастью! Р-разве ты забыла?
Дора тихонько рассмеялась. И правда. Когда она была маленькой, то мама часто ругала отца, что тот открывает окна на чердаке. Она боялась, что в дом попадет лесная птица.
– Так что происходит? – переспросила Дора. – Ну, кроме того, что все это на самом деле, и… все прочее…
Ворон спрыгнул на подушки и уселся на них, как в гнездо, с задумчивым видом.
– Так ср-разу и не р-расскажешь. Это стар-рое дело. Стар-рое и стр-рашное, и людям не нужно о нем знать. Но р-раз ты все видела, то что тепер-рь таить, пр-равда?
Дора нахмурилась, вслушиваясь в его хриплый голос.
– Давным-давно, когда еще не было ничего, что тебе знакомо, это место считалось особым. Здесь стояло др-ревнее святилище, где жило… нечто. Это так и по сей день, как видишь, пр-росто пр-режде оно спало, набир-раясь сил, а теперь пр-робудилось.
– Почему? – не поняла Дора. – Мы что-то делали не так? Мы просто… жили тут, и все.
Ворон качнул головой.
– Иногда так случается. Это не зависит от людей, это дело пр-рир-роды. Пр-росто… Пр-росто час пр-ришел.
Он говорил загадками, и это Доре не нравилось, но она решила, что пусть так. В другое время она бы захотела узнать больше, но теперь понимала: уж лучше меньше, но спать спокойнее. И снова доверять месту, где она выросла.
– Но при чем здесь ты?
– Я? – Ворон тряхнул крыльями. – Я стр-раж этого места уже почти тысячу лет. Может, больше, может, меньше – я не считал. Когда-то я был человеком, как ты, но меня обр-ратили в вор-рона, почитай, пр-рокляли этой службой. Это боится только меня, и только мне под силу его победить.
Он замолчал, глядя куда-то сквозь Дору, но она не торопила его.
Наверное, это было что-то личное. В конце концов, у любой птицы, у любого живого существа есть свои тайны и своя тоска. А уж за столько лет…
Меж тем ворон оживился и продолжил:
– Мне было сказано, что, покуда я не запр-ру это там, откуда оно пр-ришло, покуда эта земля не пер-рестанет быть отр-равлена его ядом, быть мне птицей. Но сложно
