Ингрид со струящимися по щекам слезами.
Рейван протянул к ней руку, но Ингрид отмахнулась и отбежала подальше.
— Ты меня предал! Предал!
Кзорг видел, как она ищущим взглядом скользнула по лицам воинов, спрятавшихся за шлемами и щитами. Никто не поглядел ей в глаза, кроме жрицы, что прижалась к плечу Вульферта, гладившего её по длинным распущенным волосам. Ингрид вновь бросила взгляд на Рейвана, словно моля об утешении, но через миг развернулась и ушла прочь, сквозь толпу.
Харальд, Эйрик, Колбьорн и Вульферт подступили ближе к кзоргу, ожидая от него слов, приказов и решений, ведь он оказался единственным наследником Ингвара.
— Проклятье, — прошипел Рейван в ответ на их молчаливые, въедливые взгляды. — Я хочу выпить!
9-5
Ван Харальд кивнул Рейвану, указывая следовать за собой. Они двинулись в большой зал в сопровождении остальных вождей. Воины расступались с их пути. Рейван двигался неспешным шагом, прижав к телу раненую руку, и на земле под ним оставались чёрные мокрые следы.
Ваны прошли сквозь зал, на полу которого лежали тяжелораненые и умершие, и скрылись в маленькой комнате, отделённой занавесью из шкур.
Командиры воинских отрядов приказали хоронить трупы, восстанавливать разрушенные ворота и укреплять стены. Рисский муравейник закипел в работе, разгребая завалы и тела на влажной кровавой земле.
Лютый увидел Ингрид, сжавшуюся в комок на ступенях одного из домов. Она сидела, обняв колени и скрыв в ладонях лицо, совсем как девочка, которой ещё недавно была. Нелепая повязка закрывала половину её головы, широкие рукава кольчуги висели на локтях.
— Держись, Волчица, — глухо сказал Лютый, подойдя.
Душа Ингрид разрывалась, охваченная колючей нестерпимой болью, а высокое безразличное небо над головой словно уносилось всё выше и выше.
— Как это выдержать?! Меня сейчас разорвёт! — воскликнула она. — Всё, что было, исчезло в один миг. Я лишилась всего: родителей, дома, и даже Рейван меня обманул!
Лютый сел рядом на ступени, сцепил руки в замок и молча уставился перед собой, вспоминая жену и двух малюток, которых потерял. Кто знает, может, Вейга уже ждала третьего. Но это теперь не важно. Глаза его заблестели от источаемой душой крови, и он отвернулся, чтобы скрыть слёзы.
— Мы должны были уехать домой, но это я решила остаться здесь… Не знаю, как мне теперь жить с этим… — Ингрид вопрошающе поглядела на галинорца, и он до скрежета сжал зубы. — Боги, ты ещё больше поседел! — воскликнула она, дотронувшись до его виска.
Лютый отдёрнул голову, избегая прикосновений и поглядел себе на бороду, в черноте которой действительно густо засияли белые пряди. Играя желваками, он проклинал себя за то, что послушал её и сразу не увёз в Нордхейм.
— Придётся тебе жить с этим так же, как и остальным, — хрипло проговорил он.
— Я отомщу за отца, — прошептала Ингрид.
Лютый глядел на неё и не понимал собственных чувств. Ему хотелось схватить Ингрид за широкий ворот кольчуги, уложить себе на колени, оголить зад и безжалостно отхлестать… но, видели боги, он и сам желал мести, и, как никто другой, понимал её.
— О чём они там говорят, Лютый? — произнесла Ингрид, поглядев в сторону главного дома. — Что теперь ждёт всех нас?
— Ты сама знаешь, — устало вздохнул воевода стиснутым горлом. — Он скажет им, чтобы собирали совет и решали, кто теперь будет Верховным ваном. Потому что он — кзорг, связанный Причастием, и не может править. Волков Нордхейма больше не случится.
— Ненавижу его! — взревела Ингрид.
— Я тоже, — фыркнул Лютый. — Никто меня так не бесил, кроме тебя, Волчица.
Подошёл Тирно и присел рядом на ступени, осунувшийся и серый от горя.
— Пошли найдём что-нибудь выпить? — сказал он не своим голосом. — Почтим память нашего вана.
9-6
Лютый и Тирно направились к главному дому. Ингрид идти отказалась: она не желала приближаться к Рейвану. В большом зале царила та же суета, что и во дворе. Воины сновали туда-сюда, готовясь к пиру. Тирно налил мёда в кружки себе и Лютому, и они молча выпили.
Ваны появились в зале, но Рейвана с ними не было. Лютый поднялся со скамьи и устремился к занавеси. Тирно проследовал за ним.
Посреди маленькой комнатки стоял небольшой дощатый стол. Рейван сидел в деревянном кресле, устало склонив голову на грудь. Его кровоточащая рука безвольно лежала на коленях. Он выглядел вымотанным: разговор был непростым.
Лютый громко поставил на стол кружку рядом с кубком Рейвана и ухватил его за плечо облачённой в перчатку рукой.
— Сука, ты знал, что Циндер двинулся на Нордхейм?! — прорычал он.
Рейван поднял на Лютого глаза — единственное белое и чистое, что было на его разукрашенном кровью и грязью лице.
— Не знал!
— Ты не знал, что твои собратья идут на Нордхейм?! — негодовал галинорец.
— У меня был свой приказ!
Лютый отошёл от кзорга и заметался по комнате, круша от гнева утварь, бережно сложенную на полках. Потом осушил кружку с мёдом и вновь поглядел на Рейвана.
— Тебя надо перевязать: под тобой уже лужа крови.
Рейван безразлично вздохнул.
Тирно по кивку Лютого достал с полки бинты. В этой комнате Маррей хранила лекарские припасы. Лютый расстегнул ремни своего доспеха и скинул тяжёлое железо. Перчатки снимать не стал.
— Я шил тебя в Нордхейме, — сказал галинорец, помогая Рейвану снять остатки рубашки. — С кзоргской кровью обращаться умею.
— Ты был рабом из тех, кого бросают на растерзание молодым кзоргам?
— Я подавал щиты и копья таким, как ты, — хорошим воинам.
— Ты достойно дрался, Дэрон, — произнёс Рейван.
Галинорец вздрогнул от этого признания. В Рейване говорили воинское достоинство, мужество и честь — то, за что Лютый так любил его отца.
— А ты — плохо, — фыркнул галинорец. — Ты потешился надо мной. Мог драться лучше, но был ленив!
— Ван Ингвар отправил бы тебя конюшни чистить на целый год после такого-то боя! — с усмешкой сказал Тирно, наполняя Рейвану кубок. — И тебя, Дэрон,
