со своим журналом. Месяц свободы уже кое-что! За это время он смог отстраниться от старой жизни, взглянуть на нее со стороны, немного залатать измученную душу. Но с выздоровлением приходят новые вопросы, и главный: что же он натворил? Пока сил разбираться в себе не было, кроме невнятного «я сбежал», он ничего придумать не мог. Почему сбежал? Да потому, что не мог выносить жизнь в розовом доме, потому что умирал, засыпал, стоя в туалете, выбился из сил. Сбежал, потому что хотел выжить.
С самого начала путешествия ему практически ничего не снилось. Сны были пусты, как сыпучие пески. Иногда мимо проплывала одинокая крылатка, шевеля полосатыми крыльями, скорбно опустив уголки рта. Крылатки, игуаны, рыбы, рептилии заполняли его ночные часы. Странно, но ему совершенно не стыдно за свой побег, и его любовь к жене во время путешествия не уменьшилась.
— Папа?
— Что?
— А мама будет праздновать Рождество?
— Да, конечно, вместе с бабушкой Джеки.
— Как ты думаешь, она уже проснулась?
— Что ты имеешь в виду?
— Когда мы поехали проведать ее, она спала, помнишь?
— А… не знаю, ду-ду. Правда.
— Почему она заснула?
— Чтобы поправиться.
— Она поправляется?
— Да.
— Можно позвонить бабушке?
Гэвин обдумывает это предложение. Сейчас ему кажется, что он уже сможет поговорить с Джеки и ничего ужасного не произойдет. Он стал сильнее, в голове меньше тумана. Вчера он заметил недалеко от марины международные телефоны-автоматы. Может быть, тогда и у него промелькнула мысль о возможном звонке?
— Хорошо, ду-ду, давай позвоним, когда дождь утихнет.
Дочь громко жует пюре, чавкает, не закрывая рта, ожидая его реакции.
— А мне можно с мамой поговорить?
— Можно, если она подойдет к телефону.
— А с бабушкой?
— Да. Теперь закрой рот и ешь медленно, а то подавишься.
Сюзи тоже обедает цыпленком с пюре, бормочет себе под нос, хочет тоже участвовать в разговоре. Собака окрепла за время путешествия, как и дочь. Ни одну уже не укачивает, даже при сильном волнении, и он чувствует гордость за них и за себя.
— А кстати, — говорит Гэвин, обращаясь к дочери, — я ведь купил тебе подарок на Рождество.
Лицо Оушен расплывается в широкой восторженной улыбке.
— Вот, держи! — Он умудрился незаметно купить игрушку в туристском ларьке около марины и завернул в бумагу, пока дочь спала.
Оушен выхватывает подарок, разрывает бумагу и извлекает плюшевую игуану.
— Ай! Это же игуана! — визжит она.
— Верно.
Оушен осматривает игуану, пытаясь решить, как реагировать на такой подарок и достаточно ли он хорош для Рождества.
— Смотри, какая она мягкая, пушистая и милая, — ободряюще произносит Гэвин.
Она сначала хмурится, потом улыбается, кивает, понимая, что игуана ей нравится, садится на корточки, тычет игуаной в мордочку Сюзи.
— У-у-у-у-у-у!
— Как ты ее назовешь?
— Не знаю.
— У каждого животного должно быть имя. Хочешь назвать ее «У-у-у-у-у»?
— Нет! Лучше я назову ее мистер Ахаб.
— Мистер Ахаб-игуан?
— Да!
— Что ж, капитан Ахаб действительно чем-то напоминал старую ящерицу.
Чуть позже дождь кончается, хотя небо еще закрывают плотные облака, глядящие на землю древними серо-синими лицами. Гэвин втискивает Оушен в махровый комбинезон, и она вскидывает на него серьезные глаза.
— Ты поговоришь с мамой?
— Почему ты спрашиваешь?
— Ну-у-у, а вдруг ты испугаешься?
— Нет, ду-ду, я не испугаюсь.
Она опускает глаза, нижняя губа дрожит, выдвигается вперед.
— Ну ладно, признаюсь, я немножко боюсь.
— Маму боишься?
— Да.
— Почему?
— Вдруг она еще не проснулась? Не сможет подойти к телефону?
— Ты этого боишься?
— Да.
— А если она сможет поговорить, мы поплывем обратно?
— Да. Если она уже проснулась, мы вернемся домой. Обещаю.
Взявшись за руки, они доходят до телефонных будок. Те поставлены здесь специально для моряков, принимают как монетки, так и кредитные карты.
Гэвин вставляет карту в щель, набирает номер тещи. Живот прихватывает от страха. Он закрывает один глаз, ждет, пока пройдет соединение: в Тринидаде звонит телефон — один гудок, два, три… Оушен обеими руками крепко держит его свободную руку.
— Алло?
— Привет, Джеки.
Тишина.
— Джеки, это я. Мы с Оушен. Счастливого Рождества!
— Господь всемогущий!
— Спокойно, Джеки, не будем ссориться. Рядом стоит твоя внучка, она хочет с тобой поговорить.
Молчание.
— Передаю ей трубку. Поздоровайся с бабушкой, солнышко.
Оушен берет трубку, здоровается застенчивым голосом, осмелев, начинает рассказывать про игуан, черепах, голландцев и летучих рыб. Бесконечно долго щебечет о коралловых рифах, гигантских лайнерах, о мальчике по имени Джон.
— Ладно, детка, хватит. — Гэвин забирает у нее трубку.
В трубке тишина.
— Джеки, как ты?
— Как я? — Голос тещи полон холодной ярости. — Что за вопрос! Удивительно, что ты беспокоишься.
— Конечно беспокоюсь! — Гэвин кривит душой, ему никогда не нравилась Джеки.
Она так давно овдовела, что забыла, как можно быть счастливой в браке, а ее дыхание пахнет застарелым никотином и жвачкой от курения.
— Где, черт побери, ты пропадал, Гэвин?
— Я уехал.
— Я в курсе. Мы все в курсе. Где ты сейчас находишься?
— На Арубе.
— С моей внучкой?
— Точно так.
— Немедленно верни ее. Немедленно. Слышишь?
— Джеки, не стоит говорить со мной в таком тоне.
— Клайв думает, что ты собираешься дойти до Галапагоса. Говорит, ты и раньше хотел добраться туда. Это правда?
— Возможно.
— Ты представляешь себе, какой скандал разразился здесь, когда ты сбежал? Все были вне себя. Тебя уволили с работы, ты это знаешь? Тебе плевать, конечно, но мы думали, что ты уже МЕРТВ! Не вышел на работу, телефон молчит, дом заперт — мы боялись, что ты… убил себя и ребенка… Пока Клайв не передал слова Пако, пока не нашли твою машину на стоянке, не обнаружили, что яхты нет, мы вообще…
— Я не умер, как видишь. Мы оба хорошо себя чувствуем.
— Я никогда тебе этого не прощу.
— Понимаю.
— Не могу поверить, что можно вот так просто взять и… уплыть в этом старом корыте. Мы не стали звонить в полицию, хотя могли бы! Могли объявить тебя в розыск! Тебя вообще стоит арестовать за то, что ты без спроса увез Оушен. Интерпол хорошо работает в Венесуэле. Но я послушала Клайва. Мы понимали, как тебе тяжело, ясное дело, мы все переживаем, как же иначе! Но я думала, ты хотя бы к Рождеству вернешься. В школе я сказала, что ты забрал Оушен навестить родственников в Майами.
— Хорошо. Говори что хочешь, мне все равно. Передай Клайву, что я в порядке. И маме скажи, что я скоро позвоню ей.
— Кстати, Одри тоже вне себя.
— Передай ей, что у меня все хорошо.
— Ты мог бы рассказать нам, пожаловаться. Мы помогли бы, что-нибудь придумали.
— А вместо
