отпишу об этом господину попечителю, – кивнул головой барон. – А теперь идите и проводите свои занятия.
– Я думал, что вы предоставите мне пару дней для отдыха. Я вообще-то нездоров, и боюсь, как бы всерьез не расхвораться.
– Ничего, вы еще молоды, справитесь. А то дети без вас совсем разбаловались. Можете прямо сейчас отправиться к ним.
Но Менделеев, видя, что его слова не убедили директора, не собирался сдаваться. Он взял лежащий на столе свой отчет о поездке и заявил дрожащим от волнения голосом:
– В таком случае вам, господин директор, придется сочинять собственное заключение об обследовании уездных городов. Разрешите откланяться. – И с этими словами направился к выходу из кабинета. Лицо Эйбена налилось кровью, и он, бодро вскочив, кинулся к нему наперерез.
– Иван Павлович, стойте. Не делайте этого. Иначе я с вами могу поступить по закону и отстранить от службы. А если и это не поможет, заключить под стражу.
– Только попробуйте, – крикнул ему прямо в лицо Менделеев. – Я ведь тоже могу донести попечителю о всех ваших неблаговидных поступках, а многие учителя готовы поддержать это мое послание.
Эйбен успел забежать вперед и встать спиной к двери, а лицом к Менделееву. Он вспомнил, что кто-то из знакомых не так давно сообщил ему о том, что молодой учитель поддерживает отношения с всесильным Аракчеевым и его часто видели в обществе вице-губернатора Рассказова. Поначалу он этому просто не поверил. А вот сейчас дерзкий поступок его подчиненного, посмевшего угрожать ему, говорил о том, что, должно быть, так оно и есть, иначе он, не имея покровительства, вряд ли бы решился вступать с ним в противостояние. Поэтому он попытался свести все к шутке:
– Послушайте меня, – начал он примирительно, – ну зачем нам ссориться? Я отношусь к вам с большим уважением. Если вам так нужны эти два дня, я готов их вам предоставить, но за вычетом из жалованья…
– При чем здесь жалованье? – снова вспылил Менделеев. – Или вы не слышали, что из поездки я вернулся больным и не хочу окончательно расхвораться. Так что по закону имею даже не два, а три дня отдыха. И ничего с детьми не случится. Чем же они были заняты все это время, пока я вместо вас скитался по всей губернии? Весьма благодарен вашей милости за доброе к моей скромной персоне отношение. – С этими словами он вернул обратно на директорский стол свой отчет о ревизии, подхваченный им в порыве неожиданно захлестнувшего его гнева, поклонился и вышел в коридор.
Там он остановился, чтобы перевести дух и отереть пот со лба, и, чуть подумав, понял, что он действительно ужасно устал и к тому же давала о себе знать простуда, полученная во время многодневной поездки. И главное – он в полной мере ощутил себя униженным после встречи с бароном, который даже не поблагодарил его за проведенную ревизию, не предложил отдохнуть, прийти в себя, не говоря о дополнительной доплате к жалованью.
«Иные хозяева свою скотину и то больше жалеют, не каждый день в ярмо запрягают, боятся, что околеет. А тут никакой передышки. Иди, служи дальше, а он, директор, будет втихаря винцо потягивать, и шага лишнего не сделает». Он сам не заметил, как распахнул двери в учительскую, где собрались перед началом занятий несколько учителей. Среди них было двое незнакомых ему молодых людей, которые, как ему сообщили ранее, приехали к началу нового учебного года из Казани. Увидевший его Семен Гаревский радостно шагнул навстречу, подал руку для пожатия и спросил:
– Давно вернулся?
– Да только вчера. Была уже ночь на дворе, потому и не заглянул к тебе. Тем более ты теперь тоже не один живешь, а с молодой женой. Вот и не хотел беспокоить. Как она? Привыкает?
– Боюсь сказать да, но и нет не скажу. Время покажет. Потом обо всем поговорим. Ты от барона, как погляжу.
– От него, от кого же еще. Хотя бы спасибо сказал, что чуть не тысячу верст по его милости отмерил. А погодка, сам знаешь, какая стоит, распутица в самом разгаре. На станциях нигде не топлено, дров жалеют. Городничие от меня или прятались, или сутками ждать заставляли. И в училищах наших что в Тюмени, что в Туринске бардак сплошной. Разве что в Таре неплохо дело обстоит. Моя бы воля – всех разогнал!
– Ты, Иван Павлович, будь твоя воля, навел бы порядок, – пошутил Гаревский.
К ним подошли двое новых учителей, и Гаревский представил их: учитель истории Александр Католинский и естественных наук Иван Набрежнин.
– А у нас тут все как раз противоестественно обстоит, – с горечью высказался Менделеев.
– Что вы имеете в виду? – удивился молодой учитель с небольшой светлой бородкой, Набережнин.
– Все, что моему естеству противно: лизоблюдство, пьянство, сводничество – всего хватает. Не верится, что из наших учеников получится что-то путное.
– И как бы вы поступили, окажись на месте министра? – совершенно серьезно поинтересовался его собеседник.
– Вряд ли я когда-то окажусь в министерском кресле. Это раз, а если даже и так, то без веры в бога, истиной веры, никакие наставления, никакие реформы нам не помогут. Вы подумайте сами, – распалялся он все больше, – министры наши где сидят? Правильно – в Петербурге. А попечитель? Верно – в Казани. А наш барон – у себя в кабинете. И никто из них не знает и не желает знать, что творится где-то в забытом богом Ишиме или там в Туринске. Что им до тамошних детей? Живут – и ладно. А вот как живут, во что верят и кому верят, на то им наплевать. Так что, повторюсь, здесь в Сибири и через сто лет все будет также без изменений, как в глухом лесу. – Выпалив это, он обвел всех взглядом, ожидая возражений.
Но все молчали. Наконец осторожно высказался учитель истории:
– Но и мы не должны молчать. Вот я не обнаружил в училищной библиотеке и половины необходимых пособий, разве что карту древнеримского государства. А той же Европы или нашей матушки России и в помине нет. Это как же мне вести занятия?
– Доложили бы директору, – посоветовал Гаревский.
– А то как же, тут же сообщил…
– И что услышали? – уже предвидя ответ, спросил, едва сдерживая улыбку, Менделеев.
– То и услышал, что взять тех карт неоткуда, а на деревьях они не растут. И весь сказ.
– Мне вот для опытов гальванические батареи нужны. Сказал о том нашему барону, так он в ответ… мне о таковых батареях ничего не известно, но они должно быть