побледнела и с паническим ужасом, впиваясь взглядом в сторону. — Зайка моя, не смотри до конца. Как получишь сразу неси в полицию …не смотри Ева — шорох, Арина прячет камеру за портьерой. Обзор наполовину скрыт, бордовой тканью.
Ставлю на паузу, понимая то что произойдет дальше, Еве действительно лучше не видеть.
— Ев, иди наверх, я сам досмотрю. Давай, Детка — приподнимаю и толкаю к лестнице.
— Нет — упрямо дергается и садится обратно.
— Ты хочешь понаблюдать, как твою сестру будут насиловать? — раскатывает сочувствием, к Арине. За Еву, мне просто страшно. Лучше бы ее обычный стопор накрыл, это как-то привычно. А сейчас больная дикость в глазах.
— Я хочу увидеть его лицо, и она не умрет… она не может.
— Я сделаю скрин и покажу..- не успеваю договорить, Ева нажимает плей. —
Девушка на экране жмется к окну, прикрывая телефон. Невидимой силой ее дергают. — Пожалуйста. не надо… я все сделаю- визжит обезумевшее. — Успокойся, Сантурия ты мне надоела, пришло твое время сгореть. — Не-е-ет — динамик пишет всхлипы, звуки борьбы. Арина мелькает в кадре, тот кто ее мучает, нет. На секунду ее лицо попадает в фокус, стеклянные от боли глаза. Тишина потом жалобный писк, камера ловит ладонь, с каплями крови и белой лилией на запястье. Ярко желтая бабочка распахивает свои крылья, но взлететь уже никогда не сможет, проткнутая иглой.
Глава 25
Арина мертва.
Ее последние слова звенят в ушах, сливаясь в невыносимый стон. Зажимаю руками. В рассудок течет туман. У меня больше нет сил, сопротивляться, плакать, кричать. Полное безразличие. Открываю глаза и вижу только жестокую реальность.
Ее больше нет.
Я это понимаю головой. Но продолжаю не сводить глаза с белого цветка и бабочки на нем. Шепчу одно.
— Хорошо, что не вижу ее лицо… Хорошо, что не вижу…
Так проще абстрагироваться и представить, что видео это такой фильм. Кусок пленки, обрывок и этого не случилось на самом деле. Монтаж.
Я не чувствую, как слезы капают на клавиатуру, разбиваясь о пластиковые кнопки.
Ева… Евка. Зайка моя…
Осыпается со всех сторон, больше не услышу. И это не кошмарный сон.
Медленно моргая, беру в фокус лилию. Меня ждет, тоже самое. Сердце листом бумаги сворачивается в ком и каменеет, словно пропитано клеем.
Рин-рин, ты поздно спохватилась. Вечно голодный зверь идет за мной. Эти дары смерти предназначались именно мне. Сомнения сгорают, как спичка.
Но чтобы ни случилось, мы были друг у друга. Недолго и столько всего еще не произойдет.
Ее нет.
Осталась только я. Все время, проведенное в ее квартире, впитывала Арину в себя. Она теперь живет во мне. Вместе со мной. Как подселение души, крепко держит и не дает сорваться. Принятие, слишком легко проникает, оставляя горечь утраты.
Дамир настороженно следит. Ожидая чего? Помешательства? Истерики? Комы? Их нет. Может потом, позже, когда осознаю в полной мере, или почувствую.
Хотя, я с самого начала понимала, что у меня ничего не получится, просто не позволяла так думать.
Как это назвать? Третий глаз, астральная проекция. Мои сны — подсказки, что Арина уже не вернется.
Я отпускала ее руку сотни раз, так и не сумев удержать.
— Ждешь, что я сойду с ума от горя? — произношу скорее устало, чем печально.
— Как минимум потери сознания — садится на корточки, поворачивая к себе лицом. С недоверием вглядывается в мои опустошенные глаза.
Да, так наверно себя ведут бездушные стервы. Или люди на грани. Только я за ней, уже очень далеко. Пересекла и иду в пугающую темноту.
— Можешь поплакать… сам не пробовал, но все говорят, так легче — сострадание в голосе и в том, как гладит мою щеку.
Эта пустота кует таким холодом, что я бы рада, ощутить обычное оцепенение. Дамир тянет меня вниз, усаживаясь на пол и забирая в свои руки.
Тяжелое дыхание, грудь к которой меня с силой прижимают, поднимается и опускается. Его сердцебиение глухими ударами раздаются по лицу. Можно подумать, что ему не безразлично то, что произошло. Иначе, почему это сердце бьется с таким частым ритмом.
— Ты когда-нибудь убивал?
— Почему об этом спрашиваешь? — от звука его голоса, волна вибраций выстегивает прерывистый стук, сбиваясь и начиная заново.
Как расслабляющий массаж. Это помогает скованности рассыпаться и заполнять сознание, чем-то сродни энергии. Вдавливаюсь носом во впадину на горле, от него пахнет надежностью, безопасностью и еще желанием. И это дико неправильно сейчас воспринимать. Я не задумываюсь, просто дышу, как в кислородную маску.
— Хочу знать, что чувствуешь, когда забираешь жизнь.
— Омерзение от себя… вину… желание отмотать назад… Но, жизнь такое кино, если плохо сыграл, уже не исправить — глухо отвечает, съедая краски полутоном.
Весь разговор, похож на сон. Мы сидим. Дамир мягко стягивает волосы на затылке, перебирая пальцами. Говорим о страшных вещах и я не испытываю к нему неприязни. Может от боли мое сознание помутилось, и утянуло в воображаемый мир, где такие мысли совсем не тревожат.
— Значит да? — он молчит, по застывшему дыханию, понимаю ответ — Я бы не пожалела этого ублюдка… ни на миг не задумалась, сделала бы то же, что он с ней.
— Это погано, не рекомендую.
— Мне кажется, у тебя не было выбора в тот момент. Ты не похож на хладнокровного убийцу — отрываюсь от его груди и поднимаю глаза.
— Раз обошлись без клиники, вставай — отстраняет от себя и рвет тонкую нить понимания, проскользнувшую между нами.
Как могло, так сложится, что вот именно в эту секунду никого ближе нет. Не возникает даже крупицы стремления, оказаться рядом с родителями, друзьями. Хочу прижиматься к Дамиру. Можно молчать, дышать и чувствовать его тепло.
— До меня наверно еще не дошло — вздыхаю, обнимаю за плечи, он не отталкивает. Его глаза светятся по-особому. Наверно участием. Возможно сочувствием. И чем-то еще в глубине зеркальной ртути. Я смотрю, вглядываюсь и не могу разобрать.
— Ев, ты на самом деле очень сильная. На бинтах сможешь танцевать — убирает подушечкой мокрый след — Твоей вины в этом нет, это был ее путь… неосознанный, но все же..- шокировано открываю рот от похвалы, утешения и нежности одновременно.
Стынем в таком положении пару минут, на расстоянии крохотных миллиметров. Как в поцелуе. Легком, невесомом. Даже губы покалывает, как- будто это происходит наяву.
Огромных усилий стоит расцепить руки и оторвать себя от его тела. Он мой бронежилет вынужденный и связанный обязательствами. Не важно. Главное что есть.
Поднимаюсь и иду к
