она не представляет, о чём я говорю.
– Вот и договорились. Пойдём домой, Эллин.
Вокруг темнота и далёкие огоньки факелов, перемещающихся по пустыне. Беру девочку на руки и мы возвращаемся домой. Соплеменники уже разбрелись по округе в поисках меня и моей сестры.
– Эй! – кричу. – Мы здесь.
Ближайший факел замирает, а затем мчится в нашу сторону.
Кое-что изменилось. Я чувствую взгляд человека: резко и отчётливо. Жителям деревни нельзя было смотреть на Арншариза, гигантского змея. Каким-то неведомым образом он всегда понимал, кто на него смотрит и очень от этого злился.
Теперь эта сила перешла ко мне.
Я в точности знаю направление, с которого на меня глядят, и чувствую поверхностную эмоцию, которую испытывает человек – надежда. Похоже, так работает белая жемчужина. Осталось узнать, в чём особенность синей.
Глава 21
На следующий день я сплю до обеда, пока Хума ползает по моей кровати и отчаянно пытается меня разбудить.
Летучая мышь уже умеет охотиться сама, но привыкла делать это в моей компании, поэтому сидит на одеяле и постоянно проверяет, проснулся я или ещё нет. Всю бурю она просидела в погребе и даже не догадывается, какая опасность прошла мимо.
– Дай поспать, – говорю. – Не мешай.
– Кушать подано, – отвечает моим собственным голосом.
Покорми её один раз и теперь она будет требовать еду до конца жизни.
– Иди поохоться сама, у тебя это прекрасно получается.
Хума недовольно хватает меня за палец на ноге и тянет из постели. Причём делает это так упорно, словно её крохотного тельца достаточно, чтобы сдвинуть меня с места. Дай ей чуть больше силы и она перевернёт кровать, чтобы заставить меня подняться.
– Найди Эллин и поохотьтесь вдвоём, – говорю. – Я даже разрешаю вам обоим поесть жуков, а меня оставьте в покое.
Но спать я больше не могу.
Просто лежу на кровати и наслаждаюсь тем, что никуда не нужно идти. У меня сегодня выходной: я его заработал рискуя жизнью и спасая сводную сестру.
– Проснулся? – в комнату входит мама, а за ней Вардис. Оба в передниках. – Вставай и пойдём есть.
– Мы приготовили тебе завтрак, братан.
Понимаю, что покоя мне не дадут, поэтому поднимаюсь, одеваюсь и иду в зал – там никого нет. Выхожу во двор и вижу всех: Буг, Вардис, Илея с Цилией, Холган в детском кресле и Эллин, которой я только вчера дал имя. Я чувствую все их взгляды: шесть человек смотрят на меня в этот момент с любовью, благодарностью, интересом. И только во взгляде Буга лёгкая неприязнь.
Семья сидит в беседке за столом, который ломится от еды: мясо жареное, вареное, салаты, супы, кувшины с компотами и настойками. Даже остатки мёда из Гуменда. Пока я дрых на своей кровати, они всё это готовили и даже не дёрнулись в мою сторону с просьбой о помощи.
Обычно большая готовка затрагивает каждого.
– Мы решили устроить праздник, братэлло, – объявляет Вардис.
– Иди мой руки и за стол! – добавляет Илея.
Завтракаем, или скорее обедаем.
Я рассказываю обо всём, что случилось с нами вчера.
Эллин уплетает еду за обе щеки: наконец-то она научилась есть что-то, кроме жуков. Холган хнычет и тянется к Хуме. Летучая мышь ползает в траве и выискивает насекомых. Цилия на своей волне. Мама поглядывает в мою сторону и я чувствую как на её языке вертится выговор, но она себя сдерживает, поскольку я вернул домой её приёмную дочурку.
– А потом он берёт и прыгает! – повторяет Вардис уже в пятый раз и опять смеётся, будто предыдущие разы его недостаточно насмешили. – Берёт и прыгает за частокол!
Шестой раз.
Заливается хохотом, будто это история о самом большом олухе на свете. Возможно, так оно и есть.
– Больше так не делай, ладно? – спрашивает Илея.
У неё в голове наверняка целая тирада, которая критикует моё безрассудство и недальновидность. Полностью её понимаю: выходить из деревни во время песчаной бури – нужно быть умалишённым.
– Я знал, что у меня получится, – говорю. – Где-то в глубине я чувствовал, что смогу догнать Эллин и вернуть. Какая-то внутренняя уверенность.
Больше мы эту тему не затрагиваем.
Сидим за столом, едим, обсуждаем всё на свете: от средств против муравьёв, до пошивки одежды к свадьбе Корта и Авиллы. Вчера вечером меня разыскивали в пустыне, ожидая увидеть обглоданные кости, а сегодня накопившиеся эмоции вылились в долгие посиделки.
Съесть всё, что находится на столе – физически невозможно. Но мы стараемся всеми силами, набиваем с братьями брюхо до тех пор, пока еда не просится наружу. Если бы мы были одни, то уже устроили бы соревнование, кто громче рыгнёт, но с двумя сёстрами и матерью приходится вести себя культурнее.
А затем Илея внезапно начинает плакать.
– Мам, ты чего? – спрашивает Вардис.
– Ничего, – отвечает.
Пытается скрыть слёзы, но это выходит плохо, поэтому она ещё больше привлекает к себе внимание. Порой я забываю, что люди в этой деревне – самые обыкновенные земледельцы, пастухи, обувщики и портные.
Это мы с братьями последнее время так много рисковали собой, что чувство опасности притупилось. Для Илеи же сегодня праздник, смешанный с тревогой. Сколько бы мы ни игнорировали этот вопрос, он никогда не исчезнет: вчера женщина чуть не потеряла сына и приёмную дочь.
И я даже примерно не представляю, насколько сильно это по ней ударило.
Я был в пустыне, прятался от песчаного торнадо, пока она кусала локти и переживала за нас даже больше, чем мы сами.
– Всё в порядке, – говорит.
Всё совсем не в порядке.
Мы с братьями идём обнимать Илею, а она лишь ещё больше рыдает. Она – очень сильная женщина, но бывают моменты, когда любого человека может расклеить. Какой бы сильный ни был человек, ему всегда нужен кто-то, на кого можно опереться. Но с тех пор, как Холган превратился в ребёнка, ей пришлось во всём полагаться на себя.
Надо что-то с этим сделать. Как-то исправить.
– Вардис, – говорю брату, когда мы стоим у бадьи с водой и моем грязные тарелки. – Тебе не кажется, что Илея – молодая и привлекательная женщина?
– В каком смысле?
Ей было восемнадцать, когда она родила меня. Сейчас ей тридцать пять лет – в самом расцвете сил и красоты.
– Может, ей стоило
