ее безжизненно свесились вдоль туловища, выпученные глаза закатились.
– Что-то мне нехорошо, – сдавленным голосом пробормотал Филипп и как подкошенный рухнул подле директрисы.
– Черт! Флер, живо на выход! Этот яд продолжает испаряться, чувствуете…
Борясь с подступающей дурнотой, я почти не слышала, что говорил мне Максимилиан. Голова у меня закружилась, я пошатнулась и вцепилась в его рукав, чтобы не упасть. Мужчина подхватил меня на руки и вынес из кабинета.
– Мисс Кретчет, пулей бегите за миссис Руже и ни в коем случае не суйтесь в кабинет! – прохрипел он, опуская меня в кожаное кресло.
Я еще успела услышать испуганный писк секретарши и быстро удаляющийся перестук ее каблуков, увидела, как Максимилиан, пошатываясь, снова зашел в кабинет директрисы, но к тому времени, как он вернулся, таща бесчувственного Филиппа, я уже отключилась и потому не увидела, как Максимилиан отволок несчастного подальше от кабинета, плотно закрыв за собой дверь, и свалился на пол, не дойдя до меня каких-то пару шагов. Его вытянутая рука коснулась моей туфли и сжала, словно даже, находясь без сознания, он стремился дотянуться до меня, защитить.
Глава 19
Три недели спустя.
– Мисс Флер! Там приехал один джентльмен, приглашает вас на свидание, – миссис Шлекс, наша преподавательница изящных манер и этикета, лукаво улыбаясь, смотрела на меня.
Я поморщилась. Кому же это понадобилось приглашать на свидание именно меня?! Других воспитанниц, поприветливей и посимпатичней, не нашлось? Но делать было нечего – отказываться от свиданий мы не имели права. Я поднялась, машинально одернула юбку, коснулась волос, чтобы убедиться, что прическа не растрепалась и нехотя отправилась в гостиную, где обычно принимали приезжих.
Мое здоровье после отравления ядовитыми испарениями еще не полностью восстановилось, я чувствовала себя вялой, уставшей и много кашляла. Но хуже было другое: у меня совершенно пропал вкус к жизни и это было следствием отнюдь не яда.
Максимилиан… мистер Шарден… нет, не хочу об этом думать!
Миссис Дюшон умерла в мучениях, приняв страшный яд, и эта ужасная смерть потрясла меня, хоть я и не испытывала жалости к преступнице, которая сама безо всякой жалости калечила жизни и ломала судьбы своих воспитанниц.
Досталось и всем остальным, кто оказался рядом с ней в те роковые минуты. Беда в том, что яд этот действует не только при принятии его внутрь, но и при вдыхании паров, образующихся при реакции его с кислородом! Мистер Нетлис, подбежавший к директрисе почти сразу после принятия ею яда, до сих пор не пришел в сознание, хотя с той поры прошло уже три недели. Я пришла в себя через неделю, а жуткая головная боль и головокружения периодически накатывают на меня до сих пор, я уже не говорю о кашле, ставшим постоянным моим спутником. Лекарь из Кайденшира, приехавший на помощь миссис Руже, которая в отчаянии ломала руки, не зная, как нам помочь, сказал, что со временем все это пройдет, здоровье мое полностью восстановится, но в случае с несчастным Филиппом таких гарантий он дать не мог. Он даже не мог сказать, когда тот очнется!
Диана, узнавшая, какую роль в этом деле сыграл мистер Нетлис, винила себя в произошедшем: ведь если бы не она со своим отказом, Филипп не устроился бы работать в пансион садовником, не получил бы сомнительного предложения директрисы, не решил бы защитить ее, Диану, и был бы сейчас цел и невредим!
И Диана проводила все свободное время в лекарской у постели Филиппа, читая ему книги и просто разговаривая, считая, что это может помочь ему очнуться.
Мистер Шарден же, который дышал отравленным воздухом дольше меня, но меньше мистера Нетлиса…
Нет! Я же решила, что не буду думать о нем, не буду вспоминать!
Слеза беспомощно покатилась по моей щеке, и я сердито смахнула ее.
Нет!
Да.
Хватит уже прятать голову в песок, словно страус! Посмотри правде в глаза, Флер!
Мистер Шарден… Максимилиан… твой друг и напарник… человек, которому ты незаметно для себя отдала свое сердце… он бросил тебя, как только отпала нужда в твоем даре!
Права я была, скрывая его ото всех! Интересна, полезна и нужна во мне только цветочная магия, ибо сама я, как человек не представляю ни малейшего интереса!
После нашего отравления Максимилиан пришел в себя быстрее всех – через три дня после случившегося он очнулся, а еще через два уже укатил куда-то.
На днях он вернулся с нотариусом, чтобы переписать договор о расследовании преступлений в пансионе – ведь он заключал его с миссис Дюшон, а она в результате и оказалась преступницей.
Хитрым ходом с ее стороны было нанять частного детектива, чтобы отвести от себя подозрения и не быть обвиненной в бездействии! Но в результате она переиграла саму себя…
Максимилиан также передал папку с отчетом о проделанной работе миссис Лансвиль, которая теперь временно исполняла обязанности директрисы и заперся с ней кабинете на добрых полтора часа – чтобы изложить все написанное еще и в устной форме, ответить на вопросы и прояснить возможные неясности.
Миссис Лансвиль затем собрала всех обитателей пансиона – и воспитанниц (кроме младших девочек, от которых все эти события тщательно скрывались), и преподавательниц, и обслуживающий персонал – в актовом зале, чтобы рассказать нам о подоплеке этого дела. Пансион, и так все эти дни напоминающий гудящий улей, забурлил! Мало того, что неуловимым преступником, маньяком-извращенцем оказалась почтенная и уважаемая дама из хорошей семьи, директриса пансиона, так теперь все узнали и о причинах, побудивших ее к совершению столь отвратительных деяний.
Все началось с Виолетты Мэйсси, к которой посватался мистер Дирт и которому она по вполне понятным причинам отказала: он был старше ее на сорок лет и прославился своим мелочным и злобным нравом. К ее несчастью он оказался еще и очень влиятельным. Воспользовавшись своими связями при дворе, он надавил на миссис Дюшон, пригрозив, что добьется закрытия Эшвудского пансиона, имущество ее распродаст за мнимые долги, а ее саму пустит по миру, если она не подаст ему Виолетту Мэйсси на блюдечке с голубой каемочкой. Почему этот злобный хорек не пригрозил напрямую Виолетте? Да потому что у нее и так ничего не было, кроме жизни и девичей чести, к тому же, мистер Дирт не хотел начинать семейную жизнь с угроз будущей супруге. А вот миссис Дюшон сочла жизнь и честь Виолетты подходящими объектами для торга и провернула трюк с усыплением, цветами и снимками. Затем подкинула девушке анонимное письмо с угрозами, в котором говорилось,