он печатает ответ.
Рев: Думаю, злость зависит от многих обстоятельств. Я иногда беспокоюсь о
своем отце, что я унаследовал его жестокость, что когда-нибудь она может проявить
себя. Когда я был маленьким, когда меня забрали от него, я боялся, что все
остальные люди причинят мне вред. Джефф и Кристин предложили записать меня
на тхэквондо, но когда мы пошли записываться, я увидел класс бразильского джиу-
джитсу и захотел заниматься им. Там все дело в захватах. Полный контакт. Они
почти отказали мне. Но тренер убедил их дать мне шанс. И я полюбил занятия.
– Это еще не все, – говорит он.
– Я подожду.
Рев: Я вижу многих ребят, приходящих в зал. И много думаю о том, что они
приносят на маты. Когда я был младше, я был полон страха. Иногда люди приносят
много гнева. Они просто хотят бороться – и это тоже нормально, потому что они
быстро уясняют, что на матах нет места гневу. Точно так же там уж точно не место и
страху. Джиу-джитсу учит контролю. Думаю, это то, что мне нравится больше всего.
Но если на матах у кого-то возникнут проблемы, другому легко это увидеть и
вмешаться. Но как кто-то может вмешаться здесь, если ты не просишь о помощи?
Эмма: Но в том то и дело – разве люди на матах просят о помощи? Или ты
просто приходишь им на помощь? Они вообще хотят помощи?
Рев: Думаю, это зависело бы от ситуации.
Эмма: Что, если бы женщина сказала, что ей не нужна помощь?
Рев: Тогда я не стал бы помогать.
Эмма: Что, если прямо сейчас я скажу тебе, что мне не нужна твоя помощь?
Его спина поднимается и опадает, когда он делает глубокий вдох. Я в напряжении, ожидая, что он будет давить на меня.
Но он не настаивает.
Рев: Ладно.
Эмма: Спасибо.
Рев: Это была хорошая идея. Спина к спине.
Это заставляет меня улыбнуться.
– Делаю, что могу, – шепчу я.
– Шшш, – шепчет он. – Я тут переписываюсь кое с кем.
Я ухмыляюсь и обхватываю пальцами экран. Я больше не хочу говорить о
Nightmare.
Эмма: Я не ожидала, что ты помешан на боевых искусствах.
Рев: А чего ты ожидала?
Эмма: Понятия не имею. Я вообще не ожидала, что ты помешан на спорте, а
потом оказывается, что ты выглядишь «так».
Рев: Я занимаюсь не только джиу-джитсу. Еще муай-тай и йогой.
Я смеюсь и поворачиваю голову.
– Ты не занимаешься йогой. Моя мама занимается йогой и она не выглядит как ты.
Его рука снова касается моей, когда он печатает ответ.
Рев: Это помогает стать гибким.
Эмма: Что такое муай-тай?
Рев: Кикбоксинг. И «ты» не похожа на типичных геймеров.
Эмма: Это наследственное. Мой отец – разработчик игр.
Рев: Вы с отцом близки?
Эмма: Да. Он вечно занят, но... да.
Какое-то время он не отвечает, и я осознаю, что, возможно, для него это
болезненная тема. Впервые его спина напряжена.
Я обхватываю экран пальцами.
Эмма: Я видела шрам. У края твоего рукава. Твой отец?
Рев: Да.
Молния сверкает в небе, а затем раздается громкий раскат грома. У меня
перехватывает дыхание и я вздрагиваю. Текси взвизгивает и заползает под скамейку. Свет
отражается от дождя, запирая нас в этом пространстве.
Рев поворачивает голову, и я вижу краешек его профиля.
– Ты в порядке?
Я коротко смеюсь, но ничего смешного в этом нет.
– Просто не люблю грозу. А ты в порядке?
– Нет. – Его ладонь касается моей там, где она свисает со скамьи. Искры бегут
вверх по моей руке, и мне приходится напомнить своему сердцу, что это просто случайное
движение.
Но затем его ладонь накрывает мою. Я замираю.
– Так нормально? – шепчет он.
Это прозвучало бы так слащаво и невероятно, попытайся я позже объяснить этот
момент. Эта гроза, эта скамейка, эта темнота. Но его дыхание прерывистое, движения
неуверенные и, кажется, для него этот момент так же важен, как и для меня.
– Да, – говорю я. – Хочешь, чтобы я отпустила, чтобы ты мог печатать?
Он вдыхает... и его дыхание выравнивается. Он поворачивает голову и его дыхание
щекочет мне шею.
– Я не хочу, чтобы ты отпускала.
– Ладно.
– Я никому об этом не рассказывал, – говорит Рев. – Мои родители знают. И мой
лучший друг. И все.
– Тебе не нужно мне рассказывать.
Его пальцы сжимают мои чуть сильнее.
– Я хочу рассказать. Я хочу, чтобы ты поняла, почему... почему мне так тяжело
рассказать об этом.
– Я слушаю.
– У моего отца была собственная церковь, – говорит Рев. – Я не знаю, сколько у
него было прихожан, потому что
