день так
отчаянно хотелось с кем-нибудь этим поделиться.
Я протягиваю ему телефон.
– Не хочешь поменяться?
Рев смотрит на меня так, будто я только что предложила ему ограбить банк, но тем
не менее достает свой телефон, нажимает иконку и протягивает мне.
Я читаю. Кажется, его отец считает себя победителем.
Затем Рев говорит:
– Эмма.
Я поднимаю взгляд. Он пристально смотрит на меня поверх моего мобильника. Его
глаза затемненные, а выражение лица напряженное.
– Что? – спрашиваю я.
– Зачем кому-то присылать тебе такую картинку?
Изображение, которое прислал мне Nightmare, буквально выжжено на обратной
стороне моих век.
– Все в порядке. Это ничего не значит. Это ведь даже не изображение реального
человека...
– Это изображение... это твой персонаж в игре?
Внезапно я жалею о обмене телефонами, как будто я показала ему снимок, на
котором изображена я сама, связанная и голая. Мои щеки горят.
– Забудь. Я не должна была тебе показывать.
– Ты рассказала своим родителям?
Я таращусь на него.
– Твое сообщение от кого-то , кого ты знаешь. Человека, который, совершенно
очевидно, причинил тебе вред. Ты рассказал своим родителям?
Долгую минуту мы пялимся друг на друга. Затем он издает вздох сожаления и
отводит взгляд.
– Прости. Я не слишком в этом силен.
– Не силен в чем?
Он указывает на расстояние между нами.
– В этом. Я не... не силен в общении с людьми.
– Я тоже. – Я делаю глубокий вздох. – Я гораздо лучше чувствую себя за экраном и
клавиатурой.
– Мой лучший друг познакомился со своей девушкой, переписываясь с ней в
течение месяца. Сейчас я так ему завидую.
– Правда?
– Правда.
– Ладно, – говорю я. – Отвернись. Смотри в другую сторону.
Он бросает на меня недоуменный взгляд, типа «Ты серьезно?»
Но я уже ерзаю, отворачиваюсь от него. Он не издает ни звука, так что я не знаю, последовал ли он моему примеру или нет.
Затем я ощущаю тепло его спины рядом с моей и задерживаю дыхание. Я не имела
в виду «сидеть, прижавшись друг к другу», но теперь, когда он это делает, я не могу
заставить себя отодвинуться.
– А теперь, – говорю я чуть запыхавшимся голосом, – дай мне свой номер.
Он подчиняется.
Я быстро печатаю текст.
Эмма: Так лучше?
Рев: Гораздо лучше. Если я сижу слишком близко, можешь отодвинуться.
Я краснею и рада, что он смотрит в другую сторону. Я чувствую каждый его вдох.
Несмотря на то, что мы переписываемся, внезапно это кажется еще более интимным, чем
за минуту до того.
Эмма: Ты не слишком близко.
Я снова краснею. Мне нужно взять себя в руки. Это всего лишь его спина.
Рев: Ты права насчет сообщения моего отца. Я никому не сказал. Это слишком
сложно.
Эмма: То же самое касается и сообщения Nightmare.
Рев: Не понимаю, почему. Особенно, если ты его не знаешь.
Эмма: Ты играешь в какие-нибудь видеоигры?
Рев: Иногда убиваю зомби на Xbox с Декланом.
Эмма: А онлайн играл когда-нибудь? С другими людьми?
Рев: Иногда.
Эмма: Когда-нибудь играл с девушкой?
Рев: Я никогда не обращал на это внимания. Но я никогда не стал бы
посылать кому – либо подобное сообщение, даже если бы и был заядлым геймером.
Эмма: Большинство парней считают, что это чисто мужская зона. Они злятся, когда в игру вступает девчонка и побеждает их.
Рев: То же самое происходит в джиу-джитсу. Обычно парням просто нужно
преодолеть себя.
Мои брови взлетают в изумлении.
Эмма: Ты занимаешься джиу-джитсу?
Рев: Да.
Клянусь Богом, я чуть не печатаю «Не удивительно, что у тебя такое потрясающее
тело».
Но серьезно. Не удивительно.
Эмма: Значит, если бы девчонка пришла и надрала тебе зад, ты бы не вышел
из себя из-за этого?
Рев: Нет. Я, вероятно, попросил бы ее сделать это еще раз, чтобы изучить ее
технику. Но в джиу-джитсу вы лицом к лицу. А здесь – нет.
Эмма: Думаю, в этом часть проблемы. Я как-то читала, что сражение в
видеоигре активирует те же процессы мозга, что и настоящий бой – но сражение в
Интернете подавляет всякую человечность. Все происходит у тебя в голове. Даже с
гарнитурой и голосом, ничто не кажется реальным. Легко сбросить защиту и завести
друзей. И так же легко кого-то уничтожить. Я говорю не только со своей стороны.
Если я побеждаю в миссии, я рада – но для кого-то на другой стороне... Может быть, поражение кажется им еще более горьким потому, что они были повержены кем-то, кто, в их воображении, даже не существует? И когда они сопоставляют это
анонимное поражение с реальным женским голосом/образом, кажется ли им это еще
более унизительным? Типа, откуда вообще берется злость?
После того, как я отправляю сообщение, Рев надолго замирает. Я все еще чувствую
каждый вдох, который достигает его легких. Дождь льет вокруг арки.
– Я думаю, – шепчет он.
Наконец его предплечье касается моего и
