Книга Немного о потерянном времени - Дора Шабанн

А я уже весь в планах и радужных перспективах.

Кажется, у Айки была такая лошадь — не с розовой гривой, а с разноцветной. Как-то они ее у нас забыли, Ник нашел и обстриг до состояния ирокеза. И гриву, и хвост. Вою было.

Лейла орала громче всех. Правда, за закрытыми дверями. Но Марго ей так для успокоения ничего и не накапала. Зря старалась Шахерезада, мой ангел бдит.

А, да, к чему все это?

Я же с планами определился. Впервые за последние тридцать лет они не включают в себя обязательное публичное унижение и посрамление моих родителей. Впрочем, их неземную любовь ко мне они тоже не включают. Такие вот несвойственные мне планы.

— Нет, я собрался наплевать на традиционные кровные семейные ценности.

Видимо, что-то не то сказал, потому как до этого свободно развалившийся на стуле доктор как-то весь подобрался:

— Что там тебе сегодня ребята вкатили для такого эффекта?

— Это я, наконец, дошел до понимания истинного смысла жизни.

— Хрена себе, перестарались, — док поднялся, обошел меня вокруг, поглядел карту. — Ты тут смысл этот изложи кратенько, надиктуй куда-нибудь. А я пойду, на посту назначения проверю. Не должно вроде такого быть. Как-то мощно тебя унесло.

Зрачки посмотрел, температуру померил и исчез.

А я, похоже, задремал.

Потому как в себя пришел от знакомого рыка:

— Ланс, подъем! Рота на задание!

Бл*, Степашка, сука.

Огляделся. День-деньской давно.

Один вопрос только:

— Где?

Степан повел могучими плечами:

— Круглый стол сегодня ведет. Еще часа три никуда не денется. Вот тебе прямая трансляция, — и выдал мне смартфон, на экране которого дорогая и, как всегда на работе, элегантная супруга внимательно слушала какого-то отчаянно краснеющего бедолагу.

Занято мое сокровище. Значит, можно сейчас определиться с планами, наметить ближайшие цели и точки перехода.

Пока я соображал, как бы утрясти все побыстрее и попроще, «брат по оружию» выпил пару чашек кофе и заскучал:

— Ты чего валяешься здесь до сих пор?

— Вот сейчас готовлю план нашей эвакуации. Еще сегодня, максимум завтра мы тут, а потом проводишь в аэропорт — и свободен. И от меня, и от всех этих долгов чести.

Степа мотает головой в явном отрицании. Странно.

— Брось, Ланселот. Не равноценно это: за красоткой побродить пару недель скрытно, и то, что ты меня на себе из-под обстрела вынес, да раненого волок двадцать километров до хирурга.

— Про красотку не спорю, но ты не прав — ты мне самое дорогое сохранил. Так что в расчете. Извини, что внезапно, просто…

— Форс-мажор, Влад, твое второе имя, ёпс, — ржет, зараза.

Смотрю на давнего армейского друга и не понимаю — что не так. Он вроде все тот же: шумный, живой, с улыбочками этими своими «бабцеплятельными», но звенит.

В башке. У меня.

Почему мне не нравится, как он говорит о Марго? Мы столько лет со Степашкой знакомы, а уж пережили и перетоптали вместе — не сосчитать историй, никогда так напряжно не было.

Что-то не то. Она не в его вкусе, точно. По молодости, бывало, гуляли по дамам совместно, так что я портрет его «симпатии» помню.

Ох, бл*, а не создал ли я себе сам проблему? Это раз.

И не мерещится ли мне галлюциногенный бред — это два.

Пока я его рассматриваю, Степа убирает телефон, в который наблюдал за ходом круглого стола, берет куртку и оборачивается:

— Лады, рыцарь без страха и упрека. Метнусь я сейчас за твоей дамой. Не скучай.

Пожимаю плечами: мне скучать сейчас некогда, я не весь план подробно проработал, не везде соломки подстелил, а времени мало осталось.

— Здесь, кстати, такие девочки по отделению ходят — пригляделся бы, — радостно добавляет Степан Тимофеевич и исчезает за дверью, в которую в этот момент просачивается бледное привидение со штативом и капельницами.

Чего тут приглядываться? Жуть же кругом ходячая. Все на один фасон: губы уткой, скулы рифами, волосы жженые, крашенные, кожа либо пересоляреная, либо под таким слоем штукатурки, что та может шматами отваливаться.

А моя Королева идеальна, свежа, элегантна и просто умопомрачительна.

Всегда бл*.

Лежу под капельницей, кручу в башке гребаный пазл имени Степашки, сука. Не идет из головы. Чем дольше думаю, тем сильнее злюсь, и, конечно, пульс начинает постукивать в ушах и висках, нах*.

Сейчас еще откажутся выпускать отсюда, бл*.

Не успел попросить ничего лекарственного, как тихонечко зажужжал новый смартфон: «Ник». Вот это да.

— Алоэ! Рус пропал! Чё делать, бл*?

Да, лексикон у сыновей прямо его.

— Как пропал? Когда. Кратко. Доложи обстановку.

— Уехал на полигон. Звонил час назад, сказал, что подъезжает. И тишина.

— Телефон?

— Не берет.

Так. Нужен план. Срочно.

— Спокойно. Сиди дома. Сейчас я гляну геолокацию и перезвоню.

— Точно?

— Точно. Жди.

Эх, деточки, что же не живется-то вам спокойно?

Геолокация показала странное.

Рус был как бы… дома.

Но нет же? Или они там в карты на желание режутся? И Нику выпало: «Напугай родителя»?

Ладно, разбираем. Телефон определяется, похоже, если не дома, то в машине, потому что рядом мигает сигнал с «Тигрика».

А сам Рус?

Вот точка с его жетона. Рядом вроде.

А! Не в доме. На территории ЖК.

Что нам скажут «Яндекс Карты»? А «Гугл Earth»?

М-да.

Что ж нас накрывает-то так массово?

Марго, определенно, нужен отпуск. На море. В идеале — без нас, но, увы, не предусмотрено такой опции.

Короче, поедем семьей на Новый Год в Дубай или Тай. Хрен с ним, можно даже на Кубу. Выпустили бы.

Успокоив Ника, что брат задерживается, а не пропал бесследно, выдыхаю.

Как-то все у нас одно к одному. Утомляет.

Призываю дежурную медсестру с помощью красной кнопки и требую доктора.

Хорошо, что мой сменился и не хохмит, пока я в максимально туманных и обтекаемых выражениях требую свободы.

— Сложный вы пациент, Владимир Львович, капризный, как орхидея, — заключает зав. отделением, которого все же пришлось призвать на помощь, ибо дежурный врач выписку мне оформлять отказывался. Даже под мою ответственность и несмотря на наличие бумаги от ментов, что они претензий не имеют и все, что желали, с меня уже получили.

Сложный? Капризный? Плевать.

Дайте ходу пароходу и считайте меня, кем хотите. Хоть инфузорией, хоть ледоколом.

Когда я улечу, можете меня даже попинать.

Наконец-то, уже после ужина, все формальности улажены и в предвкушении скорейшего возвращения, решаю прощупать почву в гнезде.

Рус откликается по телефону Ника.

Та-а-ак.

На ринг, конечно, рано, но на велик я его загоню, как вернемся. Пусть дурь выветривается.

— Да, пап, — звучит глухо.

Бл*, да что там еще?

— Прилетаем завтра в 12–30. Встретишь?

Вопль «Ура!» на два голоса в ухо доставляет, конечно, но сыновья рады.

И я. Я тоже. Рад.

— Принято. Будем ждать вас за шлагбаумом, на внутреннем кольце. Как обычно.

Мне бы этого оптимизма…

Пока парни наперебой докладывают срочные новости про погоду и прочее, вижу, как распахивается дверь и появляется Марго. Со Степаном.

— Рус, Ник, готовность номер один. Маме нужно отдохнуть будет. По хозяйству на нее не рассчитывайте, — предупреждаю.

Моя звезда на ходу говорит с проректором, судя по обращению. Улыбается, даже смеется в ответ. А мне никак. То есть — нормально.

Вот ни капли не трогает человек, что раздражал своими кружениями вокруг моей жены все эти годы не слабее потомка римских императоров.

А тут — как отрезало. С чего?

Потому что знаю — он Марго не сдался?

Или меня настолько попустило? И про ревность можно теперь забыть?

Старший ржет. Наконец-то:

— Обижаешь, мы вас так завтра встретим, обалдеете.

— Да! У нас это, как его, бл*? Сюрприз, во! — поддакивает Никитос.

Чувствую, нам с Марго предстоит череда открытий чудных завтра. Выдержать бы.

То, что я поспешил с выводами про ревность, мне становится ясно, стоит только положить трубку, попрощавшись с сыновьями.

Гляжу на происходящее и чувствую, как зубы сжимаются сами, мозги туманит ярость, а в глазах печет — пляшут кровавые демоны, не иначе.

Степашка заботливо помогает Марго снять пиджак, а после этого придвигает ей кресло.

Вот он забирает у нее сумку и ноут. Вот набрасывает на плечи устроившейся в кресле моей жены плед. Достает из пакета стакан кофе.

Аромат корицы сбивает весь кровожадный настрой.

Сука.

Глинтвейн, какао, мандарины и корица. Новый год. Праздник,