если можешь! – взмолился Филипп.
– Конечно, – прошипела она, – ты еще и оскорбляешь меня при бедных детях! – Слезы текли по ее бледным щекам.
– Папа, должен ли я вернуть часы? – заговорил Николас.
– Это было бы достойным поступком.
Глаза мальчика наполнились слезами, и, достав часы из кармана, он отдал их отцу. Августа медленно стянула кольцо с тонкого бледного пальца и с покорным достоинством положила на ладонь Филиппа. Эрнест, до этого скрывшийся в кустах, теперь вернулся.
– Как насчет золотой ручки? – требовательно спросил Филипп, строго глядя на мальчика.
– Прости меня, папа, – сказал Эрнест, – но я ее потерял.
– Уже?
– Да, папа.
– Иди ко мне, – сказала Аделина.
Она раскрыла ему объятия, и он прижался к ней.
Чем бы закончилась эта семейная сцена, неизвестно, потому что появилась красная и запыхавшаяся миссис Ковидак. Без всяких предисловий она объявила:
– Мы с Ковидаком… мы думаем, что нам лучше уйти.
– Ах, это будет последней каплей, – провозгласила Аделина.
– Простите, мадам, – сказала кухарка, – но мы с Ковидаком… мы не привыкли работать с темнокожими. Они на кухне, где я только что навела порядок, уже устроили такое! Эти новобрачные требуют себе в подвале спальню, которую я готовила для нас с мужем. Это выше человеческих сил. Эти темнокожие просто шайка убийц, если хотите знать.
На крыльце появился малыш Филипп.
– Каббидак! Каббидак! – позвал он и бросился к ней, обняв за колени.
– Малыш вам рад. Мы все вам рады. Темнокожие здесь ненадолго… – с достоинством проговорила Аделина.
– Они говорят, что их хозяин мертв, – мрачно сказала миссис Ковидак.
– Нет-нет, он просто задержался на встрече с мистером Линкольном. А вы с мужем могли бы пока взять себе спальню в мансарде. Из подвала вам туда долго подниматься, но, как я уже говорила, это ненадолго. Постарайтесь терпеливо отнестись к темнокожим. Если бы вы только знали, как я устала, вы бы меня не покидали.
Ковидаков уговорили остаться. Темнокожие опять обосновались в подвале. Люси Синклер передвигалась по дому, будто в печальном трансе. Когда Филипп пошел возвращать жемчужное ожерелье, золотые часы с цепочкой и кольцо с лунным камнем, она сначала отказалась их принять, но потом дала себя уговорить. Блеснув огоньком своего прежнего характера, она запальчиво сказала, что когда за ней пошлют, если это случится, она все вернет Аделине и детям.
Несколько дней спустя, когда она оправилась от утомительного и неудачного путешествия, она сказала Филиппу, что решила продать Джерри и Белль. За пару молодых, здоровых и активных рабов можно было выручить хорошую сумму. Не знает ли Филипп кого-нибудь здесь, в Канаде, кто предложил бы ей хорошие деньги? Она не осознала того факта, что раскрепощение уже свершилось.
Прошло десять дней. Осенняя погода висела угрозой над последними цветами. Готовясь к перелету в теплые края, в сад слетелась стайка лазурных птичек. Они пели свои мелодичные песни и демонстрировали, без всякого позерства, свое божественное оперение.
Филипп Уайток всеми возможными способами старался узнать хоть что-нибудь о Кертисе Синклере. При этом он обдумывал возможность покупки небольшого дома для Люси и ее свиты. Безусловно, так дальше продолжаться не могло – ведь у человеческого терпения есть предел. Он часто сидел и размышлял, что ему теперь делать.
И тогда случилось неожиданное событие. С вокзала в наемной карете приехал мистер Тилфорд. Он был влиятельным человеком. И приехал он вооруженный пропусками и достаточной суммой денег, чтобы сопроводить Люси Синклер до Чарлстона. Он был старым знакомым, связь была посредством брака кого-то из членов ее семьи. Времени у него было в обрез. Компания должна была выехать на Юг уже на следующий день.
XIV. Визит окончен
Сприездом мистера Тилфорда по «Джалне», подобно лесному пожару, распространилось лихорадочное волнение. Оно охватило весь дом: от подвала до мансарды, от сарая и конюшни до двух домиков, в которых жили батраки. Все знали о приезде мистера Тилфорда и о том, что милая леди с Юга ранним утром следующего дня отправится в далекий и опасный путь, чтобы встретиться со своим странноватым мужем. Об отъезде знала вся округа, и все единодушно утверждали, что путешествие будет опасным. И соглашались, что в муже, к которому она ехала, было что-то странное. Однако мистер Тилфорд смотрел на ситуацию с непостижимым спокойствием. Ему нечего было сказать по поводу ужасного разочарования, которое постигло Люси Синклер, когда ее никто не встретил во время первой попытки вернуться на Юг. Ему нечего было сказать о разоренных плантациях. Было вполне очевидно, что сам он разорен не был. Это был опытный, хотя и довольно молодой бизнесмен, и будущее его виделось далеко не в мрачном свете. Его мать была северянкой, и именно через ее родственников он начал торговать хлопком с Англией. В разговорах с Уайтоками сильных пристрастий он не выказал. О тонкостях положения в Штатах он знал так много, а Уайтоки и Люси Синклер так ничтожно мало, что он предпочел обходить острые углы, а не пытаться погружаться в глубины.
Люси Синклер ушла к себе в комнату, чтобы заняться последними приготовлениями: навернуть волосы на папильотки, сложить всякие мелочи в туалетный кофр и снова их достать, приказать служанкам выполнить некоторые ее задания и изумиться, что все уже сделано. Что касалось Синди и Белль, было очевидно, что той ночью им едва ли удастся уснуть.
Они бы всю ночь сидели за разговорами, но мистеру Тилфорду необходимо было отдохнуть. В полночь гостя проводили в его комнату; он крепко держался на ногах и сохранял ясную голову, несмотря на весь выпитый им скотч. Что же касается Уайтоков, они узнали много нового о положении в Соединенных Штатах, о возможных итогах Гражданской войны в этой стране и ее перспективах на будущее. Они долго не могли уснуть и разговаривали. Наконец Филипп затих, хотя Аделина задала ему вопрос необычайной, по ее мнению, важности. Она повторила вопрос, придав тону властности. В ответ раздался громовой храп. Она сердилась, даже негодовала. «Грубая свинья», – попробовала фыркнуть она, но лишь хныкнула. Она сжала кулак и решила его ударить, но удара не получилось, только легкий шлепок.
Проснулась она от стука в дверь. Миссис Ковидак принесла утреннюю чашку чая. Было семь часов. За окном индюк, громко радуясь утру золотой осени, распустил свой роскошный хвост, чтобы покрасоваться перед супругами, которые волочили свои длинные ноги по сырой от росы траве. Филипп и Аделина сели на постели и принялись за чай и тонко нарезанный домашний хлеб с только что сбитым несоленым маслом. Ковидаки снова отвечали за домашнее хозяйство.
В
