вашу, сработало!
В груди вспыхивает жар эмоций. Я всю жизнь мечтала об этом моменте. И пусть сердце щемит от того, что рядом нет ни семьи, ни друзей, ни Лора, на губах расцветает улыбка.
Отчаяние, разъедающее душу всего минуту назад, испаряется, как роса под палящим солнцем.
У меня в руках неограниченный источник силы. Силы, которой я управляю.
Краем глаза я улавливаю движение. Ко мне шагает Катон. Я выдергиваю руку из таза, затем вытираю его грязной тряпкой.
Хотя мое отражение становится мутным, я замечаю искорку, оживляющую фиалковые глаза.
Я себя освобожу.
Едва Юстус откроет эту дверь, и пусть даже он меня не выпустит, я доберусь до той стены, через которую он ушел, и нарисую свой путь к свободе.
– Не всю кровь смыла. – Катон почесывает нижнюю часть челюсти. – Здесь еще.
Я вытираю участок кожи, на который он указывает, затем принимаюсь за шелк. Благодаря труду минуты пролетают быстрее, и у меня появляется время поразмыслить, почему печать не сработала раньше: я неправильно ее нарисовала или за стеной не было воздушного кармана, в который можно проскользнуть?
Я все еще в раздумьях, когда Катон сдувает мой матрас из клетки и гасит огонь в канделябрах. Тут мысли переключаются на совершенно другую тему. Сколько времени нужно, чтобы избавиться от тела?
– Катон?
– Да, Фэллон?
– Насколько далеко роща Росси от того места, где находимся мы?
Тишина в ответ.
– Вдруг Юстус не вернется? – спрашиваю я, разглядывая стеллажи: можно по ним забраться наверх и нарисовать печать на потолке, но вдруг мы так глубоко под землей, что даже он меня не пропустит?
– Вернется. Здесь его жена. Его внучка. Его король. Он вернется. – Мне кажется, или Катон говорит так, будто пытается убедить самого себя?
Внезапно в кровь попадает новая порция адреналина. Адреналина и надежды. Лор упомянул, что вороны кружат надо всем королевством.
Вдруг один из них нашел Юстуса?
Глава 25
Мякое, как шепот, прикосновение скользит вверх по всему телу, щекочет тазовую кость, ныряет в ложбинку на талии и прокатывается по бугоркам грудной клетки.
Ты меня покинула…
Сердце замирает неподвижно.
Лор?
Он проводит ногтями вниз по моему телу, затем кладет ладонь на бедро.
Тебе не следовало меня покидать.
Я пытаюсь открыть глаза, но не получается поднять веки: ресницы словно покрыты медом. Возникает порыв их вытереть, однако руки тоже не двигаются.
Почему я не могу пошевелиться? Почему я тебя не вижу?
Обещай всегда носить меня в своем сердце.
Ты моя пара, Лор. Ты вошел в мое сердце еще до того, как вошел в мое тело. – Вдохи вырываются короткими рывками, от которых ноют легкие. – Как мы сейчас общаемся? Данте мертв? Я его убила?
Лор проводит пальцами по моей щеке, затем обводит контур лица.
Нет, птичка, его убил я.
Но… нет. Быть того не может. – Я пытаюсь перевернуться на спину, но мое тело не двигается. – Бронвен сказала, что тогда ты потеряешь свою человечность.
Животные тоже способны любить, моя птичка.
Знаю, но… Почему ты так говоришь?
Расправь крылья и жди меня там, где облака заволакивают горизонт, а звезды сияют ярче. Небо, как и мое королевство, принадлежит тебе.
Мне? Что? Лор, это бессмыслица какая-то. Мы, что ли, поженились, пока я была без сознания или вроде того?
Его холодное дыхание обдувает щеки, прежде чем рассеяться, как гонимый ветром туман.
Не забывай меня.
Лор?
Тишина.
Лор?! – кричу я.
Горло саднит, глаза горят.
– Фэллон, проснись!
Меня так сильно трясет, что на этот раз, когда я пробую открыть глаза, веки тут же взлетают.
Мои плечи сжимает Катон, руки у него ледяные, как испарина, выступившая на моем затылке. Я дико озираюсь, и, хотя мне ненавистен каждый миллиметр моей тюрьмы, я никогда не была так рада видеть столько обсидиана вокруг, поскольку обилие обсидиана означает, что разговор с Лором невозможен.
Если только…
– Данте жив?
Катон смотрит на меня своими серыми, как грозовые тучи, глазами.
– С каких это пор ты говоришь по-шаббински?
Краска сходит с лица.
– Я-я не знаю.
– Может, я и не понимаю твоего родного языка, но мне знакомо его звучание.
Я разговаривала во сне по-шаббински? Мерда! Я оглядываюсь в поисках других свидетелей и натыкаюсь на две пары глаз-бусинок, уставившихся на меня.
– Нужно сообщить королю, – шипит спрайт с челкой, которая захватывает половину лица.
Ну он хотя бы дает ответ на мой вопрос. Если Данте жив, то и моя пара тоже. Слава Котлу, это был всего лишь кошмар…
– Я сообщу нашему королю, когда он проснется. Пока никому нельзя нарушать его покой. – Звенит металл, скрипят петли, и в подвал входит Юстус Росси.
Я одновременно рада его видеть и разочарована: если он вернулся, значит, часовые Лоркана не вычислили вход в укрытие Косты. Но тут всплывает воспоминание об увиденном кошмаре и бьет наотмашь по голове, возвращая мне здравый смысл.
Нет, я чрезвычайно рада, что Юстуса не заметили: узнай Лор об этой подземной крепости, он, вероятно, совершит на нее налет и перебьет всех, кто причастен к моему исчезновению. Мне нисколько не жалко большинства моих тюремщиков, однако нельзя позволить ему убить Катона, Юстуса или Мериам.
– Вы трое отправляйтесь спать. – Юстус кивает моим охранникам, пока я принимаю сидячее положение. – Я вас сменю.
Он проводит руками по взъерошенным волосам цвета ржавчины, затем касается фиолетовых мешков под глазами.
– Вы уверены, дженерале? Вы выглядите…
– Идите.
Спрайтов не приходится долго уговаривать.
Катон, однако, не спешит: делает несколько шагов, останавливается, опять идет, опять останавливается. Прежде чем переступить порог подвала, спрашивает:
– Король все еще желает моей аудиенции?
– Нет. Я заверил его, что, помимо Мериам и целителя, никто больше не причастен к покушению на его жизнь, так что ты в безопасности, Брамбилла. – Получив ответ, Катон остается на месте, и Юстус фыркает: – Ты тупой или глухой?
Беловолосый фейри мешкает, его взгляд прикован ко мне.
– Ты не…
– Ну?
– Не навредишь Фэллон?
– Нет.
От беспокойства Катона на душе становится легче. Все-таки он добрый фейри. Жаль только, что он не видит истинного лица Данте.
Едва он уходит, Юстус подходит к двери и рисует на камне рядом печать конфиденциальности.
– Когда вы с Ванке провернули свой фокус-покус?
Он поворачивается ко мне, вскинув бровь.
– Фокус-покус?
– Когда он в тебя превратился?
– Когда они с моей женой придумали этот идиотский план.
– Значит, ты тут ни при чем?
– Ты в самом деле думаешь, что я отправил бы тебя полуголой и