оно немного ранит.
Я неспешно обхожу подвал, по размерам превышающий весь мой дом в Тарелексо, в поисках чего-нибудь острого, чем можно проткнуть палец. Каменные полки настолько гладкие, что блестят, как разлившееся масло, ни одного скола или шероховатости.
Значит, остаются осколки стекла.
– Не прикасайся к вину, Фэллон.
– Я не собираюсь его пить. – Когда он прищуривается, я добавляю: – Или разбивать о твою голову.
– О втором варианте я и не думал, тем не менее ничего не трогай. У меня будут неприятности, если из погреба пропадут бутылки.
Поскольку он на другом конце помещения, я беру с полки пыльную бутылку и таращусь на оттиск лючинской короны на золотом воске поверх пробки.
– Это был тайник Косты Реджио?
На облупившейся пожелтевшей этикетке указана дата, настолько далекая от настоящего, что взгляд невольно падает на остальные бутылки. Эти вина стоят целое состояние. Подумать только, когда моя клетка врезалась в стеллаж, разбились по меньшей мере две дюжины бутылок.
Не то чтобы меня это волновало, но, боги! – в этом подвале, возможно, спрятано больше богатств, чем в хранилище.
– Прошу, поставь бутылку на место, Фэллон.
Я делаю вид, что ставлю ее на полку, однако вместо этого роняю ее с, пожалуй, чересчур драматичным «ой».
Катон бурчит мое имя и направляется ко мне. И пока он не отлеветировал меня в клетку, я приседаю и колю палец об осколок. Сквозь стиснутые зубы вырывается тихое шипение.
– Отойди от стекла! – Вино булькает и растекается вокруг моих золотых атласных туфелек, по воздуху витает аромат торфа. Катон замирает и кладет ладонь на рукоятку меча. – Я сказал, отойди от стекла, Фэллон!
Я поднимаю связанные руки и подчиняюсь.
– Я ничего не делаю. Можешь убрать оружие.
Однако он не убирает. И будь я проклята, но от этого больнее, чем от только что нанесенной себе раны.
– Я бы никогда на тебя не напала, Катон. – Я двигаюсь к выходу из подвала, к гладкому черному камню, обрамляющему завитки из цельного металла, удерживающие меня в этой сырой темнице.
– Куда ты?
– Отхожу от тебя, чтобы ты мог убрать беспорядок, не боясь моего нападения.
Он разглядывает дорогостоящий мусор несколько мгновений, затем наконец убирает меч в ножны и приседает на корточки, чтобы собрать кусочки стекла янтарного цвета.
Не спуская с него глаз, я касаюсь пальцем камня и рисую круг, который получается немного кривоватым. Добавляю крест. Довольная результатом, закрываю глаза и ударяю ладонью по камню.
Я иду к тебе, Лор.
Глава 24
Когда даже после трех резких вдохов мое тело так и не проходит сквозь стену, я открываю глаза и бурчу проклятия, причем не магические. Секундочку, нужно ли произносить магические слова?
Произнес ли Юстус? Не припоминаю, чтобы его губы двигались, впрочем, я была полностью сосредоточена на движениях его пальцев и могла не заметить. Вздохнув, я оглядываюсь.
Катон по-прежнему занят уборкой осколков, поэтому я предпринимаю вторую попытку побега. Рука настолько дрожит, что круг и крест в итоге напоминают символ женского пола, тем не менее я прижимаю к нему руку и…
Ничего.
Тьфу!
Когда я собираюсь попытать счастье в третий раз – все-таки магическое число, – через прутья решетки влетают спрайты. Сердце опускается в пятки, и, резко развернувшись, я прижимаюсь плечом к гладкому камню, затем трусь об него, чтобы стереть свои провальные попытки сбежать. Никогда не думала, что буду благодарна своему перепачканному кровью одеянию, но именно это чувство я сейчас и испытываю.
– Мы не нашли платье, – объявляет спрайт, обнимающий таз для мытья рук, такой же широкий, как он сам. Едва завидев меня у двери, он дергается на несколько сантиметров выше, тазик и прилагающийся к нему кусок мыла с шумом падают на каменный пол.
Его товарищ тоже шарахается в сторону и выпускает из рук мокрую тряпку. Похоже, они испугались меня, что странно, ведь я никогда раньше ни у кого не вызывала страха. И, признаться честно, мне весьма по душе моя новая аура.
Представляю, как бы мной гордился Лор. При мысли о моей паре сердце уходит в штопор, его отчаянные удары колотятся о ребра. Мне хочется вернуться домой больше, чем я когда-либо чего-либо хотела в жизни.
– Поскольку у вас есть крылья, будьте добры, уберите оставленный нашей королевой беспорядок на верхнюю полку. – Катон кивает на стеклянные осколки, которые он сложил такой аккуратной горкой, что она напоминает вазу, изваянную в современной манере.
– Нашей королевой? – Один из спрайтов вскидывает внушительную светлую бровь, которая исчезает за куцей челкой.
– Да. Королевой. Тебе не следует забывать о ее титуле, Дирк.
Пока бровь Дирка взымается еще выше, его друг с хвостиком на голове ныряет вниз, хватает осколок стекла, затем поднимается под потолок, раскачиваясь от тяжести ноши. Я потираю большой палец об указательный, чтобы порез не заживал. Еще рано сдаваться.
После подхожу к мочалке и мылу, поднимаю с пола вместе с бронзовым тазом. Отступаю к одной из стен и начинаю тереть ключицы. Может, от этого мало пользы, но хотя бы перебью запах крови.
Намывая кожу, я разглядываю свое отражение в начищенном бронзовом блюде, которое, несмотря на свой цвет, передает нездоровую бледность моего лица. О, как бы хотелось вновь оказаться на воле! Вернувшись домой, заберусь на каменные башни Небесного Королевства и несколько дней буду подставлять свои бока ветру. Я представляю, как лежу между Сибиллой и Фебом, потягивая небесное вино из кубков, сплетничая о воронах, шаббинах и фейри.
Я никогда не была в восторге от сплетен, но теперь вспыхнуло внезапная тяга, как у пчел к пыльце. Мне хочется болтать о ерунде и смеяться до колик. Хочется объесться бенфролом и тем сыром с солью и травами, который Коннор подает в таверне.
Я с такой силой сжимаю кулаки, что уколотый палец пронзает боль. «Хватит уже ныть», – упрекаю я себя. У меня есть магия. Магия, способная провести меня сквозь стену! Если Юстус может, то смогу и я.
Бросив взгляд через плечо, проверяя, не смотрят ли на меня Катон или спрайты, я вдавливаю ноготь большого пальца к основанию пореза, усиливая кровотечение, затем прижимаю его к гладкой поверхности таза и медленно воссоздаю печать замка.
Раздается грохот разбитого стекла, сердце опускается в пятки. Я собираюсь провести тряпкой по медной поверхности, чтобы стереть следы своего предательства, когда пальцы проскальзывают прямо сквозь металл.
Я пялюсь на руку во все глаза, зачарованная зрелищем торчащей из твердой поверхности плоти. О боги! Сработало. Мать
