и реки-то нет!
— Как это нет? Вон там, — махнул Рустам рукой, — километров двадцать всего.
— И они туда ходят? По болотам?
— Да здесь же, Владимир Геннадьевич, свои мерки, десять верст не конец. А рыбалка все же развлечение.
— И когда они успевают?
— А меж сменами!
В райотделе ждал другой сюрприз. Дозвонившись до управления, Миронов получил новое распоряжение: по адресным отметкам в командировочном удостоверении и маршрутных листах, сообщенным из Ленинграда Кологривовым, разыскать в Тюменской области геолога Малышева, его рабочих или установить новый район его работ.
Здравствуй, Толя!
Майор Миронов рассказал мне обо всем, что с тобой приключилось. Меня очень огорчила твоя беда. Прошу тебя, расскажи обо всем, о чем тебя будут спрашивать, ничего не скрывай. Я не верю, что ты можешь совершить что-нибудь плохое, но даже если это так и ты в чем-то виноват, все равно ничего не скрывай. А потом, когда все выяснится, приезжай-ка обратно сюда! Можешь работать у меня или у Коли Ермачкова, он теперь сам бурмастер, может, слыхал? Работу тебе найдем обязательно и жилье тоже. У нас сейчас благоустроенное общежитие начинают строить, отдельную комнату выбьем, а пока в балке́ поживешь. Ну а если тебя осудят, будем ждать твоего возвращения. Не падай духом! Всякое в жизни бывает, ты это лучше меня знаешь.
Привет тебе от Екатерины Ивановны, Володи и Лены. Они теперь здесь со мной вместе живут. Лена скоро замуж выйдет, а Володя кончает институт заочно и тоже бурмастером пойдет. Тебя все они помнят и тоже ждут. Да ты ведь сможешь и у нас пожить, Ленкина комната осенью освободится. Парень у нее что надо, тоже наш нефтяник, из Баку приехал, Ревазом зовут, боюсь только, что он ее потом увезет в свой Азербайджан. Правда, пока не собираются, а там, может, и совсем обживутся. А если сможешь, то приезжай на свадьбу, в конце октября будет.
От всех ребят привет. Смотри там, будь человеком, слышишь, а мы будем тебя ждать. Если чего надо, напиши, не стесняйся.
До свидания.
Павел Ветров
4. Олин Поликарп Филатьевич. 13 сентября 1843 г., г. Чердынь.
Бродяга снова сидел развалившись на гнутом стуле, разложив на нарядном сукне столешницы хоть и мытую, но все едино старую свою шапку, сбитую, в порыжелых пятнах. Мало походил он сейчас на того оборванца с самородками в грязном платке, что пришел сюда прошлым месяцем. Кружком остриженная голова хоть и густо посыпана белым, но сидит прямо на крепких плечах, и ровно обрезанная борода широкой лопастью покойно лежит на груди. Приоделся бродяжка, не скажешь теперь, что каторжанин беглый, на купчика больше, на приказчика богатого похож. Хитер! Одежу не новую купил, чтоб в глаза не кидалась, а все не только исправную, но и нарядную! Вон каков, гоголем сидит, что кафтан, что рубаха. А сапоги-то! Козловые ведь сыскал, сумел, экая бестия...
— Ну так как, хозяин, кончим седни ли, а? Али все денежки собрать не можешь? Уговор-от, помнишь, каков был? Как возвернемся с Кутаю, так в тот же день и сладим, а? Третий день уж идет, мне и в дорожку пора, недосуг ждать. Не задумал ли худа какого, обма́ну? Так гляди, золотишко-то я тебе краешком лишь открыл, без чертежа моево жилу век не сыскать. Да и ручательство у верного человека схоронено.
Ишь какой! Вроде и мягко, ласково говорит, ровно и в самом деле купец потомственный, а глаза-то будто уголья жгут! Дурнем задумал на старости лет Олина сделать? Ну, это еще поглядим, господи прости...
— Да нет, что ты, мил человек, сейчас посчитаемся, все уже и готово, в кассу пойдем.
Касса тут же, в господском доме. Для пожарного времени отделил ее дед от остальных хоро́м, вход отдельный устроил, со двора прямо, на двойные кованые двери запираемый; такой толщины потолок сводом выложил, что рухни вся хоромина, сгори в пожаре, а эта комната в целости устоит. Единственное оконце, в фут шириной, не на волю глядело, а внутрь дома, в коридорец, на железные ставенки запиралось — не для свету назначено, для выдачи денег!
Но с сегодняшним гостем не в оконце рассчитывался Поликарп Филатьевич, самого в кассу ввел и дверку изнутри на засов прикрыл. Огляделся тот и плечами передернул: ровно в застенок угодил — кричи не докричишься.
Отомкнул Поликарп Филатьевич большой замок на железном сундуке, что в углу стоял, и выложил на стол несколько холщовых да кожаных кошелей:
— Вот, как уговорились. Считай.
Без спешки, неторопливо, с легким дрожанием рук перебирал тот содержимое, перечел и червонцы, и серебро, и ассигнации, сгреб затем в кучу на край стола и огляделся, ища, куда бы все сложить.
— На вот, держи, — протянул ему Олин сумку черной кожи с медной пряжкой. Потом вынул из-за пазухи сложенную бумагу и положил рядом:
— Паспорт.
— Угу, — прочел бумагу бродяжка и, усмехнувшись криво, спрятал.
— Ну? Твой чертеж где?
— Да тут, хозяин, недалече.
Бродяжка взял в руки шапку, лежавшую по обыкновению с краю стола, вывернул и стал подпарывать толстым желтым ногтем ветхую подкладку. Засунул в дыру два пальца, пошарил и вытащил на свет полотняный грязный лоскут.
— Вот, хозяин, гляди, — развернул его под свечой.
На серой в две ладони размером тряпице черным, вроде как углем, была прочерчена широкая кривая линия — река, догадался Поликарп Филатьевич, склонивший голову над столом. Сбоку пририсованы крестики и значки, напоминающие то скалы, то деревья, то ручьи.
— Вот! — ткнул ногтем гость в крайний крестик. — Здесь мы с тобой, хозяин, были. Золотишко там тоже есть, да небогато насыпано, мыть долго надо, сам знаешь. А вот тут повыше, версты с полторы, зришь? — Он провел пальцем до другой кривой линии потоньше. — По этому ручью поднимись до сломанного кедра, это версты с две, а от него уже недалече — отсчитай еще сто двадцать сажень, тута и будет жила, вот значок, видишь?
Поликарп Филатьевич проследил за пальцем и кивнул.
— Я схоронил ее, обвалил берег маленько да пониже лесин несколько в воду свалил, вот вода и поднялась и выход спрятала. Завал разбери да глину покопай. Там не только песочек, камушки есть. А плотину повыше поставь, мыть сподручнее будет. Понял ли?
— Это-то понял. А что это еще за крестики
