наше решение расстаться…
Вот мать Алиенора и Тони подняли руки — точно так же, как три жрицы Анахиты, — и звезды астериксов вспыхнули в лунном свете. Мы снова оказались в мастерской ювелира, и я выхватила кольцо из его рук, не позволив ему даже дотронуться до оправы…
— Боже мой… — простонала я, вцепившись в Тони так, словно в очередной раз должна была его потерять, на этот раз уже навсегда. И он прижал меня к себе так крепко, как будто кто-то мог отнять меня у него.
— Неужели мы правда думали, что врозь нам будет легче, чем вместе? — спросил он с такой болью, что у меня потекли слезы — сами собой, как вода.
— Я могу вернуть вас обратно прямо сейчас, — сказал Голос. — И на этот раз вы забудете все окончательно. Все, что произошло между мастерской ювелира и тем моментом, когда вы оба должны были умереть. Конечно, вам расскажут обо всех событиях этих месяцев, но никакие мысли и воспоминания о них тревожить вас не будут.
— Нет! — в один голос воскликнули мы.
— Мы справимся, — сказала я, и Тони сжал мою руку. — Это будет очень тяжело, но… мы справимся, да?
Тони молча кивнул.
— У меня не было сомнений, что вы откажетесь, — Голос сиял и переливался, как шелк, и это было похоже на улыбку. — Но давайте вернемся назад. В Акко. У вас впереди еще один непростой выбор. Не такой тяжелый, как первый, но тоже нелегкий. И чтобы сделать его, вы должны узнать все. Больше, чем уже узнали.
Мы оказались на узкой улице древнего города, больше похожей на расщелину между двумя каменными стенами.
— Это VII век, — пояснил Голос. — Халиф Муавийя переселил в Акко персов из завоеванной Сирии, пообещав не притеснять их веру. Однако многие из них насильно были обращены в мусульманство. Община, к которой принадлежали хранительницы колец, всегда знала, что со временем их миссия перейдет к последователям новой веры. Но это был не ислам, и поэтому им приходилось скрываться в ожидании нового пришествия христиан на землю Палестины. Те христиане, которые жили в Акко, в те времена были так же бесправны, как и они сами.
Мы увидели высокую, тоненькую, как тростинка, девушку, закутанную в темное покрывало. Знакомой синью плеснуло из-под него, когда девушка поправила кувшин, который несла не плече.
— Это Наргес, хранительница кольца Отражения. Ей исполнилось всего шестнадцать, она была слишком горячей и безрассудной и приняла кольцо, не дав себе труда поразмыслить о том, какую оно налагает ответственность.
На углу Наргес столкнулась с темноволосым юношей в накидке с кистями. Кувшин соскользнул с ее плеча, но юноша успел его подхватить, и только вода разлилась по земле, обрызгав покрывало. По обычаю, женщина не смела разговаривать с незнакомым мужчиной, но когда Наргес шла обратно к колодцу, она то и дело оглядывалась, чтобы убедиться: он идет за ней, чуть отстав…
Не сказав никому ни слова, Наргес убежала со своим возлюбленным в Иерусалим, откуда он был родом. Его звали Яхо, и он был учеником ювелира. Их счастье было огромным, но слишком коротким. Наргес была на сносях, когда Яхо пропал. Его тело вскоре нашли за городской стеной: он нес готовое украшение покупателю, был ограблен и убит.
Родив раньше срока сына, Наргес умерла от родильной горячки. Кольцо с ее пальца снять не удалось, но носильщик мертвых тел заприметил его под погребальными пеленами. Ночью он отвалил камень гробницы и отрезал палец покойницы вместе с кольцом. Продав похищенное, носильщик приобрел надел земли и стал уважаемым человеком. Кольцо еще несколько раз меняло хозяев, пока не оказалось на пальце судьи.
Ребенка Наргес забрал родственник Яхо из Вифлеема, тоже ювелир, который вырастил мальчика как родного сына и научил своему ремеслу. Когда Соломону исполнилось двадцать, он решил вернуться в Иерусалим и жить в доме своего отца. В первую же ночь ему явился призрак матери. Наргес отвела его в Отражение, и Соломон вместе с ней прожил ее короткую жизнь.
— Вы уже должны были понять, что после смерти души хранительниц остаются в Отражении, поскольку, даже отраженные, кольца нуждаются в живой силе. Но для хранительниц, вольно или невольно, сознательно или по незнанию отвергших Свет, после смерти Отражение закрыто. Они могут попасть туда только вместе с душой своего потомка. Если же этот потомок, желая помочь, затем уничтожит кольцо, его душа рано или поздно окажется там же — в мертвом теле. Так было с тобой, Светлана, и так случилось с Соломоном, сыном Яхо. Наргес рассказала ему, что тот может подарить ее душе упокоение, если кольцо исчезнет.
— Но почему? — спросил Тони. — Ладно, Маргарет и Присцилла. Они ничего не знали об Отражении и обо всем остальном. Но Наргес-то все было известно.
— Ангра Майнью внушил ей, что Отражение — зло. Она поверила, что, уничтожив кольцо, Соломон не только освободит ее душу, но и избавит всех умерших от Последнего суда. Но она и до этого считала, что ответственность — это несвобода. И что люди свободны лишь тогда, когда могут поступать согласно своим желаниям.
— Значит, Соломон как-то нашел кольцо Отражения и уничтожил его, — сказала я. — Понятно, он ведь все-таки тоже был ювелиром. Наверно, тот мистер Яхо, у которого были мы, его потомок?
— Нет, — ответил Голос. — Смотрите сами.
Мы увидели, как Соломон — красивый стройный юноша с решительным упрямым лицом — разыскал бывшего носильщика мертвых тел и заставил его сказать правду. Как упорно шел по следу и узнал, наконец, где живет судья. Как продал дом отца и выкупил кольцо.
Он сидел в тесной темной каморке за столом, оправа кольца была расплавлена, камень расколот надвое.
— Ты свободна, моя родная, — сказал Соломон, глядя туда, где таяла в воздухе едва заметная тень. — И все мы теперь свободны.
— Тони, — прошептала я, вглядевшись в лицо сына Наргес, — это он сам. Тот самый Яхо, только молодой. Не знаю, как, но… это точно был он.
— Отражение застыло в тот миг, когда погибло кольцо, — сказал Голос. — Жизнь продолжалась, будущее сияло, но больше не было тех скрижалей вечности, которые сохраняли каждое истекшее мгновение. Все, что уже произошло, осталось, но ни одно новое событие не было запечатлено. Души людей хранили мысли и чувства, но память о них была неполноценна без сохраненных слов и дел. А потом отраженное кольцо притянуло к себе душу Соломона. Его беспомощное тело приютили прокаженные, которые кормили его из жалости.
В Отражении, в теле своей матери Соломон встретил своего отца — и
