ретро-телепрограммы. Она любила меня. У нее словно разом возникло несколько дополнительных измерений… В первый раз в моей жизни мама стала реальной.
– Так что с ней случилось той ночью?
Я навалилась животом на стол. Разобраться с эмоциями можно будет и позже, дома. Сейчас меня интересовали только факты. Детали.
– Маму забрали в психиатрическую лечебницу Святого апостола Иуды двадцать пятого октября… – я проверила дату на видео. – В понедельник после этой съемки.
Ноги его даже не шелохнулись.
– Там, на видео, была вспышка света, так? – сказал он. – Сразу после первого выстрела.
– Да, весь экран засветила.
– В этот момент со мной и Надьей что-то случилось. Я не знаю что. Я вырубился. О том, куда попал, помню только смутно и урывками. Зато помню, что пришел в себя и понял: все изменилось.
– Как изменилось?
Дождь упорно вколачивал тишину между его фразами.
– Я до сих пор очень многого не помню о той ночи. Меня закатили в «Скорую»… я слышал, как она кричит позади. Я тогда потерял зрение. А она – рассудок, – он печально покачал головой. – Хотел бы я лучше объяснить.
Я бы тоже не отказалась. Я жадно цеплялась за каждое его слово, драла их когтями в поисках смысла – и не находила ничего.
Он глубоко вздохнул.
– С тех пор Надья была только отчасти с нами. То есть, да, она точно знала, что происходит вокруг, но ее разум затерялся в чем-то слишком большом, чтобы мы, остальные, могли понять.
О, я знала, как это, когда тебя не понимают. Как бы я хотела быть там с ней… для нее… как бы хотела, чтобы она была здесь, для меня, сейчас.
– Только два процента населения Ю-Кей погибло от мутировавшего вируса в том году. Но среди них оказалась почти треть пациентов Далвича. Она каким-то чудом родила тебя. А вскоре потом…
– Умерла, – закончила я.
Он нерешительно кивнул.
– Я видел ее за неделю до смерти. Она что-то тихо писала за столом, но было видно, что ей нехорошо… Ну, то есть реально нехорошо. Сказала, что хочет сфотографироваться в каком-нибудь славном месте.
То фото у меня в ящике стола…
– Я ничего не видел, поэтому она сама выставила камеру, села на скамейку и целую минуту там устраивалась, чтобы сделать кадр.
Он хлюпнул носом.
– Сказала, что фотографируется для тебя. Не знаю, где сейчас этот снимок, но это был типа ее последний подарок миру, Риа. И она отдала его тебе.
Все, что он говорил, было чистой правдой. От ног до лица, все в нем свидетельствовало об этом. Я сидела в тихом шоке.
– Прости, что не рассказал тебе всего сразу, при встрече. Понимаю, мое поведение было… немного нечестным. Я боялся, что, если просто возьму и вывалю все на тебя сразу, а не постепенно, шаг за шагом, ты от меня сбежишь.
Даже сейчас в этой истории было слишком много пробелов. Столько всего нужно переварить…
– Мне надо было вмешаться, когда они госпитализировали Надью. Объяснить, что ее боль реальна… и тот странный мир, в который уплывало ее сознание, тоже, – он покачал головой с выражением абсолютного горя. – Но к тому времени, как меня самого выписали из больницы, они уже не хотели слушать мои доводы – уж скорее засадили бы в психушку с ней на пару, за то же самое безумие.
У него в очередной раз перехватило горло.
– Через какое-то время я совсем перестал говорить об этом с кем бы то ни было. Но я знал, что должен найти тебя, рассказать все, что мне известно. Мир, о котором мой отец писал в этой тетрадке, – тот же самый, который я видел в ту ночь, Риа. И который видела твоя мама, Надья. И единственный способ помочь тебе тоже его увидеть был через физику – чтобы ты сначала в нее поверила.
«Сначала ты в это веришь и только потом видишь сама», – его собственные слова на первом занятии.
Вот тогда-то и настал момент рассказать мне о месте, которое он называл Верхним миром. Вот тогда-то я перестала плакать и навострила уши.
Он описывал его так, будто он все еще существовал – до сих пор. Реальное место. В Верхнем мире, по доктору Эссо, нить человеческого сознания вплеталась в ткань пространства и времени. И если ты понимал математику реальности, ты мог действительно это увидеть своими глазами. То, как вся жизнь разворачивается перед тобой, от начала и до конца. Оттуда, из этого места, пришли и пространство, и время, и энергия, и вся физика, которой он меня учил.
– Я до сих пор помню его очень отрывочно. Отчасти по этим записям – я их отсканировал, чтобы можно было слушать, – признался он. – Никогда не забуду, какая там жара. Словно облако невидимой энергии тебя окружает.
– Зачем вы все это мне рассказываете? – Я отодвинула немножко от него свой стул – на дюйм, не больше; у меня и до этой телеги было переполнение буфера, а тут еще… – В этом нет ни малейшего смысла.
– И вместе с тем есть, правда? – очень твердо ответил он. – Риа, у тебя когда-нибудь бывали дежа-вю, настолько сильные, что ты бы поклясться могла, что уже это переживала? Такие, когда невольно задумываешься, что реальность… время – это нечто большее, чем ты всегда думала?
– Не знаю, – ответила я, решительно засовывая подальше воспоминания о тех моментах, когда именно вот это и чувствовала – то, что он говорил.
Их было много, таких моментов.
– Тогда ты, видимо, не задавалась вопросом, почему дежа-вю кажется нам настолько реальным.
Еще как задавалась на самом деле. И единственный ответ – ну ладно, пол-ответа, – пришел от Оливии. Она мне как-то сказала, что причина дежа-вю – в том, что, когда мы рождаемся, у нас вся жизнь проносится перед глазами в одной вспышке. А потом еще раз – перед смертью.
– Я это чувствовал, Риа. – Он обхватил себя руками, словно пытался не дать этой правде разорвать себя изнутри. – Оно все приходит из места, до которого можно дотянуться. Расположенного на изнанке вот этого, где мы сейчас. Над ним.
Нет, не так оно все должно было пойти, подумала я. Меня уносило все дальше и дальше от знакомого, привычного. Мне вообще-то полагалось до сих пор злиться на него. А ему – давать мне прямые логичные ответы. Но меня уже засосало по уши – слишком поздно, чтобы вернуться.
– Электромагнетизм, фиксированная скорость света, растяжение времени – все, чему я тебя учил, – это реальная физика. Любой учебник, любое научно-популярное видео онлайн тебе это подтвердят. Но сейчас я говорю о том, чего ты больше нигде не узнаешь. О возможности увидеть мир именно так, как его описывает физика, прикоснуться к нему.
Зазвонил его телефон. Он подпрыгнул, словно в него иголку воткнули. Полез в
