— да, — продолжая пространно улыбаться, Даниэль в очередной раз погладил моё лицо, словно пытался соотнести увиденное с тактильными ощущениями. — Лагарды долго были поверенными монаршей фамилии в делах безопасности. Дед начал от этого отходить, но память осталось. Его Величество местами очень радикален, но не настолько, чтобы истребить Лагардов.
Я обвела пальцами его подбородок, вспоминая увиденную во сне сцену: измученный, истекающий кровью Даниэль беседует с королем в своей темнице. У него наверняка хватило бы мужества стоять, но и для того, чтобы принимать Его Величество сидя наглости было вдоволь.
— После этого он предложил тебе променять имя на свободу.
Даниэль улыбнулся шире и коснулся моих губ.
— Кузина была на редкость разговорчива. Значит ты ей понравилась.
— Я не постеснялась проверить, не пытается ли она меня отравить.
— Иви больше любит пистолеты.
— Вдруг она пожалела бы пулю?
— Окажись моя жена деревенской дурой, погнавшейся за титулом, ей хватило бы собственного яда.
— Да, я заметила. Значит ты считаешь, что я за титулом не гонюсь?
— Если и так, ты платишь за него сторицей, — он опять сделался серьёзен. — Я не думал, что ты так испугаешься.
— А я думала, что не найду тебя живым.
— Прости.
— Хватит, — слушать, как он извиняется, было невыносимо. — Лучше расскажи мне про Рошена.
Настаивать я не могла и не собиралась, а Даниэлю нужно было немного времени, чтобы собраться, и на этот раз молчал он долго.
— Иви наверняка просветила тебя насчёт того, что я получился отчасти неправильным Лагардом.
— Она употребила слово «неудачным».
— Да. Точно, — он коротко и сухо засмеялся, а потом посмотрел на меня. — Дед это начал. Он хотел отойти от тёмного колдовства. Считал, что оно портит жизнь нам самим. Отец даже женился, исходя из этого — выбрал девушку одаренную, но без подобных склонностей. Поэтому в её доме такой сад.
Я кивнула, улыбаясь.
Да, сад определённо получился красноречивым.
— Армир и Клэрис удались такими, как им хотелось. Я — нет. Быть может, потому что мною с самого начала больше занимался Руперт. Как ты могла заметить, он весьма радикальный человек, и меня учил тому же. Делать, что должен и не оглядываться. Быть может, причина в наследственности, и я пошёл в тех, кого называли сторожевым псами короны. Не знаю. Я пытался думать об этом раньше. В королевской темнице перестал.
— Но тяга никуда не делась.
Даниэль говорил медленно, словно больше размышлял вслух, чем беседовал со мной, смотрел в сторону, и я подсказала лишь для того, чтобы вернуть его на эту сторону жизни.
Он почти вздрогнул, но взглянул на меня со смесью удивления и благодарности.
— Ты ведь не знаешь, что это такое. Ты такая же, как моя мать. Из тех, кто любит людей, несмотря на то, что знает им цену.
Это было правдой. Ещё вчера — было.
А сегодня я села, потому что расслабленно лежать на нём стало невозможно.
— Не знаю. Я очень злилась в порту. На тебя, на то, что произошло, на то, что не могу почувствовать тебя, хотя должна была бы. Там была девочка… — от воспоминаний о том, что я чувствовала в тот момент, руки мелко задрожали. — Я их почти убила. Убила бы, если бы твой Нильсон не взял меня за горло.
— Это он может, — непонятно чему улыбаясь, Даниэль тоже сел и обнял меня за плечи. — Странно, если тебе не объясняли. Это есть в тебе. Оно будет всегда, потому что приходит вместе с силой.
— От необходимости сдерживать это многие сходят с ума, — я отозвалась резче, чем хотела бы. — Я никогда не чувствовала себя так. Почти…
— Всемогущей. Вершительницей судеб, — теперь пришёл черед Даниэля подсказывать мне. — Это нормально, Дани. Так и должно было быть. Но разница между нами в том, что для тебя это не потребность. Ты совладала с этим. Направила в то, что называется созиданием. А мне был нужен… выход. Всегда будет нужен.
— Иветта сказала, что то, что я найду, мне не понравится, — я развернулась к нему, и оказалось, что он сидит так близко, что можно задать щеку губами.
— И тебе не понравилось?
Лагард был полностью сосредоточен и на мне и напряжённо ждал ответа.
— Мне всё равно. Я сама далеко не безгрешна.
Он не выдохнул с облегчением, не попытался меня обнять, но что-то в комнате неуловимо поменялось.
— Даниэла.
Я провела ладонью по волосам, призывая себя собраться. Он назвал меня этим именем, и я снова почувствовала себя свободной и живой. Как будто уже сама не могла понять, какое из моих имен было настоящим…
— Поэтому ты решил искать Рошена. Думал, что он такой же, как ты?
Даниэль прислонился к спинке дивана и всё же привлёк меня к себе, как будто попытался укрыть.
— Когда начали приходить эти письма, я слегка помешался на них. Всё время думал о нём. Два года разницы… В том, как он писал, было столько обиды. Столько злости. Я пытался примерить это не себя, представить, каково это было бы, если бы отказались от меня.
— Но ведь твой отец искал его.
Он позволил себе всего одну короткую усмешку, но настолько циничную и жёсткую, что этого оказалось достаточно.
— Поверь, если бы хотел, нашёл бы, и сделал это намного раньше. Я разыскал монастырь, в который его отдали, за два часа.
Картина вырисовывалась настолько безрадостная, что мне захотелось сжать его руку, но делать этого я предусмотрительно не стала.
— Ты учился в том монастыре.
— Я наврал им, что подумываю стать монахом. Благонравный брат Даниэль, как тебе?
Мы посмотрели друг на другу и одновременно засмеялись.
— Чудовищно. Тебе не пойдёт серая роба.
— К тому же, ты не любишь монахов, — он поймал губами мои губы и тут же снова отстранился. — Однако, где колдуют чаще и чернее, чем в Совете?..
— В вас, маркиз, совсем нет уважения к Церкви.
— Равно как и к короне.
Я провела ладонью по его волосам, пропустила их между пальцами.
— Значит ты его нашёл. Он не умер.
— Нет. Мальчик, которого родила леди Амалия, остался жив. То ли Настоятель лгал, то ли мой отец солгал о его ответе. Теперь это уже не важно. Рошен действительно существует, и он в самом деле писал маркизу Лагарду, упрекая того в том, что он отрёкся от своего ребёнка.
В груди снова начал расползаться холодок.
— И он счёл виновным тебя? В том, что ты младше его, но рождён в законном браке?
— Не совсем, — Даниэль повернул голову так, чтобы лучше видеть моё лицо. — Проблема оказалась в
