28. Наконец-то дома
Силуэт фрау Тоссило, замерцав, вновь стал невидим, измученный Курмо, не шевелясь, лежал в белом море тополиного пуха, а Янка и Йохан даже в этом тусклом свете смогли вполне чётко разглядеть, что они дома. Ну, пока ещё не совсем дома, а возле дымохода на террасе многоэтажки.
– Я бы с удовольствием съел мороженое. – Марлон проверил, на месте ли его очки.
– Это всё, что ты сейчас хочешь? – спросила Янка. – После всего? К тому же ты и так дрожишь.
– Именно поэтому. Я хочу уравновесить подобное подобным, – ответил Марлон.
– Ой, Марлон, – пробормотал Йохан, схватившись руками за поясницу. – А я просто хочу уравновесить себя на кровати.
Открыв глаза, Курмо начал медленно поднимать голову, вытягивая шею вверх – словно первоцвет, прорастающий в мягкой весенней почве.
– А я бы хотел остаться здесь, – пророкотал он. – Так прекрасно наконец-то снова оказаться под звёздами.
– Да, они такие красивые, – прозвучал голос фрау Тоссило.
Но никто не мог увидеть, что она смотрит вовсе не на звёзды, а на Янку и Йохана.
Обрывки её воспоминаний складывались в единое целое. Постепенно она вспомнила, кто такие Янка и Йохан, как она их любит и как по ним соскучилась.
Но поскольку брат и сестра глядели на звёзды, фрау Тоссило тоже запрокинула голову и посмотрела на тёмное небо, усеянное сияющими точками. Оно растянулось над ними, словно защитный экран.
Мало-помалу к ним приходило осознание, что они действительно спасены, что всё плохое в самом деле осталось позади.
Они дома. И они вместе.
Их переполняли настолько тёплые чувства, что они долго просто сидели молча. Если бы можно было увидеть сияние их сердец в эти минуты, они бы составили конкуренцию звёздам.
Возможно, они просидели бы в этом благоговейном молчании ещё долгие часы, если бы какое-то безобразное урчание не вернуло их с небес на землю.
Желудок фрау Тоссило дал понять, что после столь длительного периода, проведённого без пищи, он имеет гораздо больше прав на внимание к себе, чем сердце.
А затем раздался ещё один звук – скрип двери, ведущей на террасу многоэтажки.
– Вот вы где! Слава богу! – бросилась к ним мама. Явно рассерженная, и в то же время испытавшая бесконечное облегчение. – Что же вы делаете! Я ведь сказала: не засиживайтесь допоздна! А потом мы с папой приходим домой в половине второго и видим пустые кровати. И вы даже ничего не ели! – Мама замолчала, глядя на детей и ноутбук в руках Йохана. Она нахмурилась. – Вы совсем не спускались вниз всё это время, Йохан? Я имею в виду, с тех пор, как я ушла отсюда?
– Не-а, – признался Йохан.
– А ты Янка, почему ты не в постели? И вообще, почему ты здесь, у вас с Леной всё хорошо?
– С Леной? – удивилась Янка.
И тут в разговор встрял Марлон.
– Мы не спускались, потому что нам нужно было доделать нечто важное. Можете нам поверить. И мы как-то не заметили, что уже поздно, потому что смотрели несколько с другой точки зрения, многое зависит от точки зрения и… В любом случае, если бы мы сейчас могли что-нибудь поесть, было бы здóрово.
Мама смотрела на него, не в силах скрыть лёгкой улыбки.
– Так-так.
Марлон дружелюбно взял её за руку, заставив повернуться. В другую сторону от всё ещё невидимой фрау Тоссило и от Курмо, при таком тусклом свете едва различимого в белом тополином пухе, да и мамин гнев не давал ей заметить его в тени дымохода. Но это могло быстро измениться. Всё зависело только от точки зрения.
