class="p1">Но Сонди было не до меня. Он прижимал руку к лицу, и между пальцев его стекала кровь.
— А я думал, что просто заела дверь, — гнусаво сказал он. — Что вы тут делаете?
— Инвентаризацию, — соврала, пользуясь тем, что в таком состоянии едва ли Сонди успеет что-нибудь заметить. — Так вы не искали меня?
— Нет. Хотел в аптечке пошариться.
— Проходите, я вам помогу.
Ему повезло, что я уже очистила комнату от дурных эманаций. Теперь излечить мага было проще. Тем более нос его хоть и распух, но сломан не был.
— Кто вас так? — сочувственно спросила я, залечивая поврежденные сосуды.
Менталист что-то проворчал.
— Не поняла. Не могли бы вы повторить?
— Эскобаро, — неохотно ответил маг. — Вечно ко мне цепляется. В этот раз он подумал, что я залез в его мысли. Будто они у него есть!
Надо же, менталист, который не ладит с людьми!
— Люди всегда бояться то, чего не понимают и не могут контролировать. Принимайте это за комплимент — вас побаивается боевой маг.
— Я предпочёл бы, чтобы меня оставили в покое, — мрачно ответил Сонди, осторожно щупая свою переносицу. — Надо же, не болит! Спасибо.
— Мне не сложно, — улыбнулась я.
Я повернулась, чтобы выкинуть окровавленную салфетку, но в этот момент маг удержал меня за запястье. Он пристально глядел снизу вверх, но в этот раз я не увидела в его взгляде плохо скрытого презрения или превосходства.
— И все же, что вы тут делали? Пахнет горелым. Теперь я это чувствую.
Ложь бы Сонди уловил. Так что я ответила практически правду.
— Очищала кабинет от ненужного. Точнее, сжигала.
Менталист хмыкнул, почти дружелюбно.
— Обычно от ненужного и чужого избавляются, когда хотят задержаться надолго. Надеетесь, что Фоскарини оставит вас при себе? Не стоит на него полагаться. Ни на кого из тех, кто стоит у власти. Для них мы, маги, лишь инструмент.
— Дож вам не нравится?
Сонди поморщился.
— Получше других. Он, по крайней мере, почти никогда не врет, и цели у него благие. А вот средства… ну как у всех.
— И какие средства? Кстати, можете отпустить мою руку.
Менталист тут же разжал захват.
— Простите. Мне вообще не стоило обсуждать с вами дона Фоскарини и его дела. — Он устало потер лоб. — Не знаю, что со мной. Наверное, я просто перегорел. Мне казалось, что раз я работаю на великого человека, пожалуй, единственного, кто может по-настоящему объединить Лермию, и унять церковников, должно делать и меня лучше. Но я занимаюсь всё тем же самым, и всё так же ненавидим. Хотя кому я это рассказываю? Вам вряд ли это знакомо, сеньорита Бьянки. Уж целителей даже простой люд любит.
— Как вас зовут? — спросила я.
— Оливер.
— Рената.
Сонди грустно усмехнулся.
— Я уже знаю. А вот вы одна из немногих, кто поинтересовался моим именем. У вас и правда доброе сердце, сеньорита. Мне жаль, что наше первое знакомство не удалось.
— Может, сердце у меня и доброе, но я тоже напряглась, когда поняла, что вы менталист. И ошибалась. Вы славный человек… Оливер.
— Не надо пытаться со мной дружить.
Эм-м-м, не то, что я собиралась, просто хотела сделать приятное явно одинокому и неприкаянному менталисту, но его слова меня задели.
— Почему?
— А как вы думаете? Или полагаете, что грейдорец и вправду в вас так нуждался?
Сонди будто хотел сказать что-то еще, но затем передумал. Кивнул головой, и тихо вышел, оставив меня одну. Вот умеет же настроение испортить! Теперь я смотрела на нашу утреннюю прогулку с Рихтером совсем по другому, и вроде бы невинные расспросы грейдорца виделись совсем под другим углом.
Нет, серьезно, в чем я виновата?! В том, что помогла Вико?! Или взялась за сложную работу? Вот она, благодарность. Одни подозрения, да и какая-то возня за спиной. Чем скорее ищейки Фоскарини найдут целителя, напавшего на Рихтера, тем быстрее отстанут и от меня. Но чем я могла помочь в этом? Если я расскажу им то, о чем знаю, сама попаду под подозрения. Глупо думать, что дож не выдаст меня. Разве что только решит избавиться сам, по тихому.
«Они никогда не поймут, Рената. Они будут бояться»
О, я понимала Оливера Сонди гораздо лучше, чем он думал. Только он скрывал свою белую ленту менталиста под воротниками и шарфами, а я хранила свои секреты глубоко-глубоко в сердце. Порой мне хотелось, чтобы моя дорогая бабушка никогда не рассказывала мне о запретном целительстве. Но тогда бы я ведь никогда не смогла спасти Лучиано.
— Почему он не кричит, Нат?! Дети ведь должны кричать!
Голос Исы был сорванным от сдерживаемых криков. Мы съехали с дороги, скрывшись за деревьями, но внимание все равно не стоило привлекать. Едва ли нам бы кто-нибудь сейчас помог. И уж точно никто не мог помочь несчастному младенцу. Он лежал бледным, почти синим, и был безвозвратно мертв. Жизненные силы покинули его хрупкое тело. Даже если я запущу маленькое сердечко, отдав все свои силы, и даже больше, это не поможет.
— Он… он мертв, Исабелла. Мне жаль.
— Нет! — сестра истошно зарыдала, царапая себе лицо ногтями, а я даже не могла её успокоить, лишь только смотрела, продолжая прижимать к груди дитя.
Вико, охранявший закрытую повозку снаружи попытался заглянуть внутрь.
— У вас всё хорошо? Нам нужно быть тише!
— Уйди, — прошипела Исабелла, и полог вновь опустился. — Нат. Ты ведь можешь его спасти. Я знаю, что бабушка учила тебя… всякому.
Я не стала обманывать убитую горем сестру.
— Слишком поздно. И у меня не хватит сил.
— Ты врешь. Ты меня обманываешь. Дай, дай его сюда. Отдай мне моего Лучиано!
Я отдала ребенка его матери, и тут же отвернулась, глотая предательские слезы. Мне казалось, что все закончилось, и я не сразу поняла, что Иса все еще не сдалась.
— Знаешь, когда старуха совсем спятила, и отец перестал выпускать её из комнаты, она начала болтать всякое при мне. Кажется, она считала, что я это ты. И она рассказала… многое. Что можно обменять одну жизнь на другую. Нат, пожалуйста, не подведи меня.
— Что ты…
Я так и не поняла, откуда Исабелла достала нож. И как смогла так легко вонзить его себе в горло. Она ведь так боялась даже простых царапин.
Человека не возможно спасти, если он не хочет жить. А Иса… не хотела. Она хотела, чтобы жил её сын. И как я могла в этом отказать своей любимой сестре? И Вико, наблюдающий, как я в крови шепчу запретные заклинания над телом сестры и
