class="title5">
Физическое разделение
33-летняя Аманда вспоминает, как сидела на обочине дороги, дергала себя за волосы и думала, где мама, вернется ли она. Ей было три года, когда ее мать лишили родительских прав. Затем она исчезла из ее жизни. Все детство Аманды было наполнено ощущением тоски. «Мне так хотелось к маме, – говорит она. – Моей любимой книгой была “Ты моя мама?” Филипа Истмена. Маленький птенчик теряет маму. Он отправляется к разным животным и предметам и спрашивает: “Ты моя мама?” Я была зациклена на этой книге. Вряд ли я уделяла внимание концовке, в которой птенец находил маму. Меня больше интересовал поиск и переполняло ощущение утраты».
Мечты о воссоединении с матерью и желание вернуть потерянные годы могут не выходить из головы брошенной дочери. В то же время боязнь еще одного отвержения или отсутствие информации мешают искать ушедшую мать в подростковом или взрослом возрасте. Мысль «Теперь она захочет увидеть меня» усложняется мыслью «Но она не хотела видеть меня тогда». В итоге девочка растет без мамы. Ее женская идентичность формируется на основе обрывков воспоминаний, идеализированных образов и любых крупиц информации, которые она узнает от членов семьи и друзей.
Когда мать бросает ребенка или попадает в тюрьму, обида или чувство стыда в семье могут помешать дочери раскопать прошлое. Как уточняет Ивелин Бассофф, если брак рушится, утрата может быть не столь тяжелой для отца, сколько для дочери. Чтобы узнать о маме, нужна помощь папы. В итоге все попытки выяснить правду заходят в тупик. Отец Аманды изредка подтверждал ее ранние воспоминания, но не хотел делиться новой информацией. «Однажды я набралась храбрости и попросила его рассказать о маме, – делится Аманда. – Он сказал: “Знаешь, Аманда, она была одной из «Ангелов ада[10]», и я знаю об этом потому, что у нее была фирменная кожаная куртка. Знаешь, как ее можно получить?” Я покачала головой.
Тогда папа сказал, что для этого нужно переспать с 13 байкерами на бильярдном столе. Меня долго тошнило после этой истории. Наверное, папа устал от моих расспросов и просто хотел обо всем забыть. Но в своих мыслях я постоянно общалась с мамой, слышала песню и понимала, что мама любила ее. Я не знаю, как это описать. Связь между нами существует до сих пор».
Иллюзии об идеальной матери редко соответствуют реальности, в которой мать бросила ребенка или осознанно лишила себя шансов быть вместе. Если дочь растет без мамы, нет возможности сравнить ее образ со своими фантазиями и уравнять ожидания. Вот почему крайне идеализированная версия матери нередко одерживает верх. Дочь цепляется за образ Хорошей матери, потому что боится гнева и боли, которые возникнут, если она признает Плохую мать. Но пока она не признает оба образа мамы и не отбросит крайности, не сможет полностью осмыслить горе и пережить утрату.
43-летняя Линда говорит, что смогла отпустить идеализированные представления о матери, когда ближе к 30 годам осознала, что никогда не воссоединится с ней. В отличие от Аманды, Линда иногда виделась с матерью в детстве. Ей был год, когда родители развелись, и она жила со своими бабушкой и дедушкой, проводя выходные то с отцом, то с матерью. Когда ей исполнилось пять лет, мать снова вышла замуж и уехала в город за 1000 километров. Вместо того чтобы забрать Линду с собой, она навещала ее раз в год. «Насколько я знаю, маму не лишили родительских прав, – рассказывает Линда. – Но она плохо ладила с бабушкой. Говорила, что хотела забрать меня, но бабушка пригрозила подать в суд. Мама утверждала, что не хотела ссориться с бабушкой, но, по-моему, это нелепо. Нельзя бросать ребенка из-за того, что ты боишься своей матери. Даже если все правда, это не кажется мне разумным объяснением».
Бабушка умерла, когда Линде было 11 лет. Девочка стала жить с отцом и мачехой. Ее родная мать, родившая троих детей во втором браке, ни разу не попыталась забрать ее. Спустя девять лет, став самостоятельным взрослым человеком, Линда написала ей письмо, в котором поделилась своим стрессом. Ответа не последовало.
Удивление Линды переросло в возмущение, и она поклялась, что больше никогда не свяжется с матерью. Принять финальное отвержение было очень нелегко, но Линда не жалеет о своем решении. Сегодня она работает художником, состоит во втором успешном браке и воспитывает шестилетнего сына. «Я думаю, что все закончилось хорошо», – признается Линда. В ее голосе нет обиды, но она добавляет, что ей приходится много работать каждый день, чтобы преодолеть глубокий страх остаться одной во взрослой жизни. Это постоянное напоминание о детской утрате.
Эмоциональная недоступность
Алкоголизм, наркозависимость, психические расстройства, жестокое поведение – все это мешает матери наладить связь с ребенком. Виктория Секунда, автор книги «Когда ты и твоя мать не можете быть подругами» (When You and Your Mother Cant Be Friends), называет такой тип материнства «онемением». Мать существует, но не предлагает эмоциональной поддержки. Она словно машина, под капотом которой ничего нет. Дочь пытается завести эту машину, надеясь, что, если все сделает правильно, двигатель заведется.
«Ситуация отвержения очень сложная, – говорит Андреа Кэмпбелл. – Когда у матери проблемы с психикой, ребенок переживает это гораздо острее, чем если мама умерла. Он думает: “Я ее не заслуживаю. Должно быть, я сделал что-то плохое. Я недостоин мамы. Если бы я был хорошим, она осталась бы”».
37-летняя Джослин вспоминает себя в пятилетием возрасте. Тогда она верила, что психическое расстройство мамы возникло по ее вине. С пяти до восьми лет Джослин жила с бабушкой, а мама находилась в специализированном медицинском учреждении. Бабушка игнорировала постоянные просьбы девочки навестить маму и отвезти ее домой. «В итоге я решила, что мама не любит меня, иначе взяла бы меня к себе, – вспоминает Джослин. – То же самое я думала о папе, потому что он тоже не забрал меня. С раннего возраста я чувствовала, будто живу сама по себе». По ее словам, это убеждение во многом определило ее взрослую жизнь. Хотя Джослин говорит тихо и спокойно, ее гнев очевиден. «Да, моя мама была жива, – говорит она. – Но я не могла на нее положиться. Вот к чему это привело. Я действительно обижена. Мне было не на кого положиться, и я знала, что мне всегда придется заботиться о себе самой. Теперь я уверена, что мне никто не нужен, что я справлюсь сама».
Джослин признается: ей пришлось перестать надеяться, что мать однажды станет той, в ком
