Леня притормозил, выглянул из машины и спросил: — Бабушка,где тут детская больница?
Коза выплюнула газету и посмотрела на Леню чрезвычайноподозрительно. Старуха сделала руку козырьком, осмотрела Ленину машину, потомего самого, потом переглянулась с козой и проговорила:
— Это откуда ж вы приехавши?
— Из Питера, — терпеливо отозвался Маркиз, —так как насчет детской больницы?
— Из самого Питера? — восхитилась бабка. — Икак там, в Питере вашем, молочка-то козьего, небось, нету?
— Нету. — Леня не стал разочаровыватькозовла-делицу.
— Вот то-то! — назидательно произнесластаруха. — А моя Машка кажный день молочко дает! А козье-то молочко, онознаешь, какое пользительное!
— Охотно верю, — согласился Маркиз, — так гдеже детская больница?
— А это ты сейчас прямо поезжай, а как мимоМит-рофанихи проедешь, так сверни направо, а потом после водокачки налево, атам все прямо, и скоро тебе будет твоя больница.
Леня поблагодарил бабку и медленно поехал вперед.
— А как ты узнаешь эту Митрофаниху, возле которой нужносворачивать направо? — ехидно поинтересовалась Лола, когда они отъехалиметров сто.
Леня бросил на подругу неодобрительный взгляд и проговорил:
— Как-нибудь узнаю! Во всяком случае, ни от бабки, ниот козы ничего более вразумительного все равно не добьешься!
Тут справа от них показался аккуратный домик, обшитыйзеленой вагонкой. Перед домом, среди цветущих настурций и петуний, на зеленойнесколько покосившейся лавочке, сидела толстая внушительная тетка в яркомфланелевом халате, надетом поверх тренировочного костюма. Тетка с живейшимлюбопытством уставилась на приезжих.
— Типичная Митрофаниха! — констатировал Леня иуверенно повернул направо.
Его решение оказалось правильным, потому что вскоре ониувидели водокачку. Свернув возле нее налево, они проехали еще немного и увиделивпереди длинный двухэтажный корпус из силикатного кирпича, от которого веялотакой тоской, что можно было не сомневаться — это и есть детская больница.
Леня подъехал к воротам и заглушил мотор.
Дальше они пошли пешком, потому что ворота давно уже неоткрывались, и подъездная дорога за ними была разбита до последней степени.
На территории больницы было пусто и уныло. Здесь не было ницветочка, трава и та была тусклой и пожухлой. Казалось, что на дворе не началолета, а глухая осень. Людей тоже не было видно.
Маркиз и Лола подошли к крыльцу, подергали давно некрашенуюдверь, но она не открывалась. В дальнем конце двора показалась какая-то сутулаяфигура в грязно-сером халате и застыла, испуганно глядя на приезжих.
— Эй! — крикнул ей Маркиз, — можно вас наминутку?
Неизвестная личность испуганно вздрогнула от звукачеловеческого голоса и скрылась за углом.
— Кажется, здесь мы ничего не узнаем! —разочарованно протянула Лола. — Зря только тащились в такую даль!
— Сдаваться рано, — прервал ее Леня, — вон,погляди, кто к нам пришел!
Действительно, к ним подошла, виляя лохматым хвостом, чернаядворняжка с живыми выразительными глазами. В отличие от существа в серомхалате, собачка смотрела на приезжих с интересом и ожиданием.
— Извини, собака, ничего вкусного мы с собой незахватили! — Леня развел руками. — Но, может быть, на обратном пути…Слушай, ты нас не отведешь к своим хозяевам или вообще к каким-нибудь людям?
Собака повернулась и потрусила вдоль здания. Чтобы гости несомневались в ее намерениях, она оглянулась, словно приглашая следовать засобой.
Маркиз так и поступил, Лоле, которая с явным сомнением смотрелана четвероногого проводника, ничего не оставалось, как поплестись следом.
Миновав кирпичный корпус, собака свернула направо.
За углом виднелась одноэтажная пристройка. Она была такая жеунылая, как основное здание, но сушившееся на веревке белье и занавески наокнах говорили о том, что здесь кто-то живет.
Спутники подошли к крылечку. Собака удалилась, посчитав своюмиссию выполненной.
Леня вежливо постучал в полуоткрытую дверь и громко окликнулжителей пристройки:
— Эй! Есть кто живой?
Изнутри донеслись шаркающие шаги, и на пороге появиласьмассивная низкорослая тетка в застиранном белом халате и белой же косынке наседоватых волосах.
— Чего надо? — без видимого интереса осведомиласьона, окинув пришельцев оценивающим взглядом.
— Здрасьте! Вы в больнице работаете? — ответилЛеня вопросом на вопрос.
— Допустим, — тетка подозрительноприщурилась. — А вы па делу, или так просто интересуетесь?
— А что — здесь есть чем интересоваться? Само собой, поделу!
— И какое же это дело может быть? Тута ведь теперь никого,кроме меня да Анфисы, не осталось!
— А куда же все подевались? Почему ни одной живой душинету?
— Так перевели больницу-то! В другой конец областиперевели! Мне да Анфисе велели здесь пока оставаться, пока отсюдова еще не всеувезли!
— Ох! — выдохнула Лола. — Так я и знала! Втакую даль тащились — и все зазря!
— Подожди, — остановил ее Маркиз и снова обратилсяк тетке. — А вы давно здесь работаете?
— Ох, давно! — на этот раз в голосе женщиныпрозвучало настоящее чувство. — Так давно, что уж и сама не помню!
— А вы с детьми-то дела не имели? — не отставалЛеня.
— Я только с тряпкой и шваброй дело имела! — гордопроговорила тетка. — Вымой да убери! А с этими иродами малолетними — хотьбы и век их не видать!
— А все, кто с детьми работал — все уже на новое местоуехали? — не отставал от нее Маркиз.
— Ну да, ну да, — закивала тетка. — И врачи,и сестры, и нянечки — все уехали…
Вдруг в глазах у нее мелькнул огонек.
— Вот только Михал Васильич остался… — проговорила онас непонятным выражением.
— Михаил Васильевич? — переспросил Леня. —; Акто такой Михаил Васильевич?
— Так доктор он, старенький уже… пока больница здесьбыла, все работал, хоть и на пенсии давно, а как перевели ее на новое место,так отказался переезжать. Я, говорит, к месту привык, ровно кот старый! Мнеперебираться тяжело, и годы не позволяют! И то, домик у него тут, сад, даогород, и жена тут похоронена — куда ж ему на старости лет переезжать? Так иостался…
— И где же он живет, Михаил Васильевич? Теткапосмотрела на него весьма выразительно и прокашлялась:
— Подорожало-то как все… это просто сил нет, как всеподорожало! И хлеб, и масло, и другое что…
