Затем более сильное беспокойство охватило ее, и от него никак нельзя было избавиться. Кэролайн мучил один вопрос. Она боялась, что Эдвард имеет какое-то отношение к смерти Лили. Сейчас он лежал рядом с ней и спал. Они были замужем более тридцати лет. Как она могла даже допустить такую мысль, что он убил девушку на улице? Какой она должна быть женой, чтобы рассматривать эту мысль, пусть всего лишь одну секунду? Кэролайн всегда думала, что любила Эдварда — не страстно, конечно, но достаточно сильно. Она знала его хорошо… или думала так до этой недели. Теперь она поняла, что в нем было нечто такое, чего она совсем не знала.
Кэролайн жила с ним в одном доме, спала в той же постели более тридцати лет и родила ему троих детей. Четверых, если считать сына, который умер, когда ему было несколько дней отроду. И при этом она действительно может думать, что он мог удавить девушку… Чего тогда стоит ее многолетнее родство с ним? Что подумал бы или почувствовал Эдвард, если бы мог проникнуть в ее мысли? Она полностью запуталась, стыдилась собственных мыслей, и ей было очень страшно.
Глава 7
На следующей неделе в начале сентября, когда стояла жаркая безветренная погода, Милли прибежала к Шарлотте в сад. Ее лицо было бледным, девушка выглядела сильно взволнованной. Она держала в руке листок бумаги.
Шарлотта отложила в сторону мотыгу, которой разрыхляла почву вокруг цветов. Ей нравилось это занятие; кроме того, оно служило отговоркой, чтобы не следить за варкой варенья, которое Сара должна будет потом разложить по банкам. Но Сара ушла с Домиником на какое-то собрание, Эмили была на теннисном пикнике в компании группы из высшего света, включая Джорджа Эшворда, а мама навещала Сюзанну.
— Что это, Милли?
— Будьте добры, мисс Шарлотта… Утром я нашла это письмо. Целый день думала, что с ним делать. — Она протянула листок бумаги.
Шарлотта взяла его и прочитала.
«Лили, душка,
Я ни буд придуприжатъ тибя болше. Либа ты зделаш как тибе сказан либа тибе будит хуже».
Письмо не было подписано.
— Где ты его нашла? — спросила Шарлотта.
— В ящике, в моей комнате, мисс. Где раньше жила Лили.
— Понятно.
— Я правильно поступила, мисс?
— Да, Милли, правильно. Определенно. Было бы очень неправильно не принести его мне. Это письмо… оно может оказаться очень важным.
— Вы думаете, его написал убийца, мисс?
— Я не знаю, Милли. Вероятно, нет, но мы должны передать его полиции.
— Да, мэм, но Мэддок сейчас занят. Он распаковывает ящики с вином, хозяин велел ему сделать это немедленно.
— Ничего, Милли. Я передам сама.
— Но, мисс Шарлотта, вы не можете выходить из дома одна…
Шарлотта глянула на нее:
— Хорошо, Милли, ты должна будешь пойти со мной.
— Я, мисс Шарлотта? — Служанка застыла в ужасе, широко раскрыв глаза.
— Да, ты, Милли. Иди и накинь пальто. Скажи миссис Данфи, что ты пойдешь со мной по очень важному делу. Ступай же.
Через сорок пять минут Милли сидела в комнате ожидания полицейского участка, а Шарлотта была проведена в маленькую комнатку мистера Питта и там ждала его возвращения. Комната была скучной, казенной и слегка запыленной; в ней были три кресла, одно из них на колесиках, стол с закрытыми ящиками и конторка, тоже закрытая. Пол в комнатке был покрыт коричневой краской, довольно истертой, с отпечатками ног, идущих от двери к столу и обратно.
Шарлотта пробыла там около десяти минут, когда дверь открылась и в комнату заглянул некто маленького росточка, но разодетый сверх всякой меры. От удивления его лицо вытянулось:
— Эй, мисс! Вы уверены, что вы в правильной комнате?
— Я думаю, что да. Я жду мистера Питта.
Он внимательно осмотрел ее снизу доверху:
— Вы не похожи на «нос».
— Извините?
— Вы не выглядите, как «нос». — Он вошел и плотно закрыл за собой дверь. — Информаторы, шпики для легавых.
— Для кого? — Она нахмурилась, пытаясь понять его.
— Для полиции! Вы сказали, что хотите видеть мистера Питта?
— Да.
Он неожиданно оскалился, показав поломанные зубы:
— Вы его знакомая?
— Я пришла по делу, которое, простите за откровенность, вас не касается. — Шарлотта не хотела быть грубой. Мужчина выглядел безвредным и, похоже, был настроен миролюбиво.
— По делу? Вы не выглядите так, будто у вас есть какие-то дела с легавыми. — Он сел в кресло напротив, глядя на нее с дружеским любопытством.
— Вы здесь работаете? — спросила Шарлотта с сомнением.
— О да! — Он снова оскалился. — У меня тоже дело.
— Действительно?
— Важное, — кивнул он, его глаза заблестели. — Делаю очень много для мистера Питта. Не знаю, как бы он управлялся без меня.
— Должна вам сказать, он как-то обходится, — сказала Шарлотта, улыбнувшись.
Он не обиделся.
— Ах, мисс, это потому, что вы не разбираетесь, прошу прощения.
— В чем?
— В работе, мисс. В том, как дела делаются. Могу поспорить, вы даже не знаете, как разбить барабан или как крестить вещи и огородить их в конце концов…
Шарлотта была полностью растеряна, но, несмотря на это, заинтересовалась.
— Нет, — призналась она. — Я даже не знаю, о чем вы говорите.
— А-а… — Он уселся поудобнее. — Но вы увидите, я знаю все. Это у меня в крови. Рожденный в трущобах, я вырос там. Мать умерла, когда мне было около трех. Так мне сказали. Я был очень маленьким. Мне посчастливилось, что…
— Посчастливилось? Вы имеете в виду, кто-то пригрел вас?
Он бросил на нее презрительный, но в то же время дружелюбный взгляд:
— Я имею в виду, они разглядели мои возможности… что если я останусь маленьким, то могу быть им полезен.
Шарлотта вспомнила о том, что Питт рассказывал ей о маленьких мальчиках и каминных трубах. Дрожь пробежала по ее телу.
— У вас не было семьи? Где ваш отец? Как насчет дедушек и бабушек?
— Папашка вздернулся в сорок втором, когда я родился, а дедуля уплыл. Так мне сказали. У мамочки был брат, отличный щипач, но он не хотел возиться с малышом. Никакой пользы от малютки. Кроме того, щипачество — не то искусство, которое нуждается в детях.
— Что такое «вздернулся»? — спросила Шарлотта.
Он провел рукой по горлу, затем поднял ее вверх, изображая веревку.
Шарлотта зарделась от смущения:
— О, я соболезную… я…
